Одна тень на двоих

— На православное, — назидательным тоном сказала Марта, — на православное Рождество, то есть седьмого января. Нам угрожает матросский костюмчик от Армани и набор английских серебряных ложек. Переживем?

— Переживем, — согласился Данилов. Вдвоем с Мартой он мог бы пережить что угодно.

— Ты завтра работаешь?

— Нет, а что?

— Мама просила приехать пораньше. Она сказала, что возьмет на себя Степана, а мы сможем поспать и приготовить стол. Индейку она купила, а за вином мы в «Стокманн» по дороге заедем, ладно? Поедем прямо с утра, а? Они там погуляют по Кратову подольше. Давай?

— Давай, конечно.

Из трубки послышалось приблизившееся недовольное кряхтенье, а потом ровный трубный рев.

— Данилов, я хотела сказать, что у нас хлеба нет! — перекрывая рев, сообщила Марта. — Ты привези, пожалуйста!

— Привезу! — тоже отчего-то закричал Данилов, и она повесила трубку.

С сотрудниками Данилов попраздновал минут пятнадцать. Он был махровый индивидуалист и не любил корпоративных застолий.

В супермаркете на Лубянке он купил цветы — громадные желтые хризантемы.

Марта любила хризантемы. Они пахли на весь салон странным зимним запахом.

Из-за двери его квартиры слышался приглушенный шум, и он вошел очень осторожно, стараясь не спугнуть этот шум. Он кинул в кресло портфель и как был, в пальто и перчатках, подошел к дверям гостиной и распахнул их.

— Тра-та-та, — пела Марта, лежа спиной на ковре, — тра-та-та, вышла кошка за кота. За кота-котовича, за Иван Петровича!..

Джинсы задрались, обнажив стройные щиколотки, которые Данилов обожал.

Каждую ночь он как-то по-новому трогал их, гладил, целовал, дышал на них и клал себе на живот, согревая.

В руках у Марты барахтался Степан Андреич, его сын. Он был розовый, гладкий, толстый, в перепачканном фартуке. Марта то опускала его и бодала лбом чистый крутой лобик, то поднимала на всю длину собственных рук.

Вверх! — мордочка становилась восторженно-испуганной, кулачки сжимались. Вниз! — и Степан Андреич заливался счастливым смехом.

— Вот наш папочка пришел, — не переводя дыхания запела Марта, на тот же мотив, что и про кота-котовича, — вот и папочка пришел!..

Степан Андреич на папочку не обратил никакого внимания.

— Ты хлеба купил?

— Нет, — спохватился Данилов.

— Молодец, — похвалила Марта. — Раздевайся, не разводи тут у нас уличную заразу.

Данилов еще посмотрел на них, потом вернулся в холл и стал стаскивать пальто.

Не было и не могло быть в его жизни ничего лучше, чем возвращение домой.