Однажды

Поцелуи не были обольстительными. Ухмылка на лице Нелл испугала Кэти, однако алая щель рта темноглазой красавицы казалась еще более соблазнительной из-за страха, поскольку повышала напряжение, необычность ситуации выводила ее чувства почти в точку разрушения. Что с ней происходит? Почему ее обуревают подобные чувства, — а неожиданная страсть стала слишком сильной, слишком свирепой, чтобы быть отвергнутой, — куда исчез здравый смысл? Ее собственные губы крепко, без колебаний, прижались к губам другой женщины. Даже внутренний трепет способствовал нарастанию возбуждения. И Кэти приоткрыла рот, приглашая Нелл вторгнуться, возможно даже настаивая на этом вторжении. Язык партнерши с наслаждением проник внутрь, встретился с ее языком, их кончики сплелись, соки смешались.

Хотя Кэти хотелось, чтобы это случилось, ее руки оставались прижатыми к бокам, не потянулись к темноволосой женщине, чтобы крепко обнять ее. Она оставалась агнцем, ведомым на заклание, но не для кровопролития, а для достижения экстаза, и казалось, что грех будет менее тяжким, если сохранять подобное положение.

Но ее тело, ее собственное неуправляемое желание предавало хозяйку, навязывало свою волю, и Кэти обнаружила, что уже прижимается пахом к Нелл. Они обе двигались, настойчиво толкаясь, изредка тихо постанывая.

И когда Нелл отпрянула, оставаясь, однако, достаточно близко, чтобы ее горячее дыхание обжигало щеки Кэти, и сказала: «Идем со мной», женщине вспомнилось, что некогда с ней происходило что-то подобное, хотя оно не было столь возбуждающим, как сейчас, и ее участие в этом выглядело спокойным, почти пассивным.

Кэти соблазняли, — хотя выражение «приставали к ней», возможно, больше подходило к ситуации, возникшей в доме старшего врача, — когда ей было всего семнадцать. Та женщина обучала ее искусству массажа, умению облегчать недуги пациентов, и занятия превзошли любые ее ожидания. Только когда все закончилось, она осознала, что ее провели, вовлекли в любовную игру, Кэти пытались возбудить смазанные маслом и надушенные руки, скользившие по телу. Тогда девушка покинула дом в слезах и никогда в него не возвращалась: она больше не видела ту женщину, поскольку немедленно сменила колледж. Но с тех пор Кэти постоянно чувствовала себя оскорбленной и некоторым образом нечистой, несмотря на то что подобная щепетильность считалась немодной. Почему грех? В конце концов, какая разница, заниматься любовью с мужчиной или с женщиной? Все это — жизнь. «Да, Кэти, ты абсолютно права, — сказала она себе. — А теперь попробуй-ка рассказать об этом родителям или друзьям».

Но больше всего бедняжку смущало и возмущало то, что, хотя она сама и не ответила на прикосновения старшего врача, соблазнительница объявила ее лесбиянкой, как бы старательно Кэти это ни отрицала. Наставница заявила, будто давно подозревала подобное, а маленький эпизод лишь послужил доказательством. Она хладнокровно лгала, но Кэти оказалась слишком молодой и наивной, чтобы понять это и самостоятельно определить свою сексуальную ориентацию. Вскоре девушка начала встречаться с юношами, затем с мужчинами, а сомнения возвращались к ней только одинокими ночами, когда единственным прибежищем становилось самоудовлетворение, а фантазии преобладали над реальностью.

И сейчас, благодаря этой прекрасной женщине, столь долго сдерживаемые чувства и желания пробудились вновь. Чувство вины все еще жило в ней, и в данный момент — более, чем когда-либо. Но на сей раз неожиданный и непреодолимый всплеск желания невозможно было отрицать.

Она лежала на кровати Тома, Нелл стояла над ней на коленях. Хлопковая юбка женщины с цыганскими глазами поднялась выше слегка загорелых бедер, груди виднелись в низком вырезе белой блузки. Алые губы Нелл вызывающе и дерзко улыбались, в темных глазах, казалось, сверкала страсть.

— Все хорошо, Кэти, — шептала она. — Бояться нечего. Ты хочешь меня так же, как я тебя, так позволь этому случиться.

Так же как много лет назад в доме наставницы, Кэти хотела протестовать, но, как и раньше, ее протестующее бормотание звучало слабо, без истинного возмущения. Она не могла сдержаться, похоть в ней была слишком требовательной, слишком непреодолимой. И именно она сама схватила пальцы Нелл и направила ее руку к вершинкам своих грудей, переводя ее от одной к другой, затем опять обратно, крепко сжимая, пока эти пальцы, восхитительные, чудесные пальцы скользили вокруг сосков и сдавливали самую их сердцевину.

Нелл, разумеется, в полной мере воспользовалась состоянием своей жертвы, ее губы прижались к губам Кэти, раздвинув их так, что язык смог проникнуть внутрь и вновь исследовать жадный до ласк рот. Ее язык встретился и принялся играть с языком Кэти, снова они обе пили соки друг друга.

Голова Кэти кружилась, мысли и чувства находились в беспорядке. Никогда, никогда она не была ни столь возбужденной, ни столь жаждущей. Ей необходимо, чтобы до нее дотрагивались, чтобы в нее входили, и она стремилась получить облегчение до того, как желание сведет ее с ума.