Однажды ты не ответишь

— Все? Его уже можно печь? — Адель то и дело мяла тесто пальчиками. Перекатывала его в своих руках, наверняка наслаждаясь мягкой текстурой.

— Ему нужно немного постоять, пока мы будем делать начинку. Ты с чем больше любишь пирожки? — мыла я руки, взглядом предлагая и девочке сделать то же самое.

— А можно сладкие?

Она так смешно смотрела на меня снизу вверх, хмурилась, пытаясь сделать серьезный вид. Так сильно сейчас была похожа на своего отца, но неимоверно милая. Подражала его поведению, наверняка даже не осознавая этого. Правда, прочитать ее было намного легче. За напускной серьезностью и мнимым безразличием она скрывала желание. Адель очень хотела сладкие пирожки. Вот бы и ее отца можно было так легко разгадать.

Первая партия пирожков заняла свое место на двух противнях и под моим командованием отправилась в печь. Невероятный аромат клубники и лимона разносился по кухне, пока я обжаривала мелко нарезанное куриное филе с луком и перцем для своей порции теста. На запахи быстро стеклись все домочадцы, но Клеменс пришла последней, когда я уже накрывала на стол.

Ее взгляд совершенно точно был обиженным, но, едва Адель взяла ее за руку и потащила к столу, усаживая, женщина не смогла сдержать улыбки:

— Правда-правда сама делала пирожки? — спросила Клеменс у девочки, пока та выкладывала на тарелку перед женщиной свои кривоватые творения.

— Правда-правда, — ответила я, погладив засмущавшуюся девочку по голове и поставив перед женщиной кружку с чаем.

И служанки, и няня, и Кристоф нахваливали Адель, пока я доставала из духовки свои пирожки. Я забылась, действительно успокоилась. Забылась настолько, что перестала отправлять сообщения, а когда спохватилась, меня уже ждали угрозы:

«Я жду», — гласило первое сообщение.

«Не вынуждай меня быть плохим», — следовало за ним второе.

«Ты сама напросилась», — как приговор, третье.

Я стояла ко всем спиной, опираясь руками о кухонную столешницу. Звонила маме, но абонент был вне зоны доступа. Ноги подгибались. Я вся дрожала от страха, пока Клеменс рассказывала девочке, какие еще начинки можно использовать. Речь ее была громкой, веселой. Она удерживала меня, словно якорь, не позволяющий зареветь, закричать, скатиться в истерику, но вдруг женщина смолкла, а в кухне повисла тишина.

— Что здесь происходит? — услышала я голос Антуана, но повернуться к нему лицом просто не смогла.

— Папа, а мы пирожки готовили! Меня Ульяна научила… — радостно оповестила его девочка.

Я слышала, как со своих мест повскакивали слуги. Они должны были встретить хозяина в холле, но не сделали этого. Не сделали из-за меня, а теперь наверняка получат выговор.

— Ульяна Сергеевна, я жду вас в своем кабинете, — проговорил начальник холодно, а я ощущала, как под его взглядом горит моя спина.

— Кон… — начала я оборачиваться и вдруг осознала, что падаю. Темнота пришла как теплое одеяло.

* * *

Я помнила доктора. Совершенно точно что-то пила — противное, травяное, — но не слышала ничего. В голове словно вакуум, пустота, по которой лениво перекатывались образы и мысли. Ощущала тепло. Мне было хорошо в этой темноте. Будто мама гладила меня по волосам и шептала, что все будет хорошо. Я ей верила. Верила этому тихому шепоту.

— Просыпайся, девочка. — Чужие губы мягко коснулись моих, а я приоткрыла веки, чтобы увидеть сидящего рядом со мной на постели Антуана.

Он был одет в строгий костюм, а я не сразу поняла, какое сейчас время суток. Снова лежала в его постели. Тяжелые портьеры были задернуты, не пропуская в комнату ни холодный свет луны, ни сияние солнца. На удивление, я чувствовала себя превосходно. Ощущала спокойствие и легкость, но, едва воспоминания ворвались в мою голову ураганом, я рывком попыталась подняться.

— Сегодня тебе лучше полежать, — неоспоримо произнес мужчина, а взгляд его задержался на моей груди. На обнаженной груди!

— Я не могу лежать! Он написал вчера… Я забыла… Моя мама… И он ее… А я забыла… Вы должны… — паника захлестнула новой волной, сметая на своем пути все спокойствие. Ни о какой адекватности и речи быть не могло.

— Тише-тише, все хорошо, — насильно уложил он меня обратно в постель, накрывая мягким одеялом чуть ли не с головой.

Особо не напрягаясь, мужчина удерживал брыкающуюся меня одной рукой, тогда как второй брал с прикроватной тумбы шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

— Вы что творите? — разозлилась я, но он держал меня крепко, а потому я укусила Антуана.

Вот просто взяла и вцепилась зубами ему в руку, вызвав явное недоумение на его лице. Определенно, он был удивлен и даже поражен, потому как так и завис со шприцом в руках.

— Это успокоительное! — рявкнул он возмущенно.

— А я его не просила! — рявкнула я в ответ, демонстративно отплевываясь. — У меня маму, наверное, уже убили, а вы сидите здесь и меня успокаиваете! — вскочила я на постели, с остервенением заворачиваясь в одеяло.

— Ничего с вашей мамой не случилось! — поднялся Антуан на ноги, тоже повышая голос.

— А вы откуда знаете? — собиралась шагнуть я на пол, но меня схватили и бесцеремонно усадили себе на колени.