Будить не стала. Лишь накрыла пледами да тихонько закрыла дверь. Так сильно не хватало Антуана, но его телефон, как назло, был недоступен. Как связаться с Люком, я просто не знала. Не интересовалась, даже не задумываясь о том, что когда-нибудь мне это понадобится. Но на помощь мне пришла Клеменс, которая в пугающей темноте помогала расставлять по дому свечи.
— Попробуйте связаться с Жозефиной. Насколько я знаю, они с Люком общаются более чем тесно, — шепотом проговорила женщина, с опаской озираясь по сторонам.
— Простите, но ведь у Люка есть жена… — в недоумении уставилась я на повара.
— Когда это кому-то мешало? — отмахнулась моя собеседница.
Мы пошли дальше по коридору, чтобы спуститься вниз, однако у кабинета Антуана я была вынуждена остановиться. Кто-то в него заходил. Дверь была слегка приоткрыта, тогда как я точно помнила, что еще несколько часов назад сама запирала створку. Может быть, горничные протирали пыль?
Я сидела на кухне вместе с Клеменс и остальными домочадцами. Есть не хотелось совершенно. Меня мутило, а от запаха еды откровенно тошнило, поэтому Кристофу пришлось даже проветривать кухню, которая буквально была пропитана ароматом жареной курицы. Жозефина трубку не брала. Откровенно игнорировала и мои звонки, и звонки прислуги, хотя я точно знаю, что она обязана отвечать даже в выходной день, который был выделен ей именно сегодня.
— Мадам, выпейте, и вам полегчает, — пододвинула ко мне таблетки и стакан с водой Леони. — Что ж вы так? Этот сыр в большом количестве лучше не есть. Его и нарезают очень тонкими слайсами, да и то алкоголем запивают, потому что не каждый желудок выдержит…
Я не пошла. Я полетела к ближайшему санузлу, чтобы рассказать унитазу о том, что сегодня путешествовало по моему желудку. И вот честное слово, мне было совершенно неважно, нужна ли унитазу эта информация, потому как словесный поток было не остановить.
— Мадам? — раздался голос Клеменс по ту сторону двери. Телефон мой садился, а потому подсвечивать себе экраном было затруднительно. Темно, как в за… Как в лесу ночью. — Мадам, я вам свечку принесла.
— Не нужно. Я уже выхожу, — тяжело вздохнула я, мысленно приказывая желудку и кишечнику быть сильными и не бурчать. Если еще и с другой стороны откроется словесный поток, это будет финиш.
Электрик приехал через три часа. Не знаю, что его задержало, да мне было и неважно. Я настолько адаптировалась к темноте, что уже спокойно ходила по дому без свечей, не сбивая при этом напольные вазы и статуэтки. Правда, до того момента, пока я привыкла к вынужденной слепоте, урон имуществу Антуана уже был нанесен нешуточный. Я даже отмазку успела придумать: пусть вычтет стоимость из моей несуществующей зарплаты, которую я, между прочим, в руках так и не держала.
— Вы нашли проблему? — поднялась я со ступенек в холле.
Все это время сидела там и ждала. Ждала приезда Антуана на самом деле, но и проблема с электричеством была мне не безразлична.
— Да, но устранить ее сегодня он не сможет. Кто-то перерезал провода за территорией дома. Нужна вышка. Да и заменять провода лучше по дню, — ответил мне Кристоф, снимая с себя теплую кофту.
Отчаяние подкатывало к горлу наперегонки с тошнотой. Я бы и на луну повыла, но за плотными тучами ее невозможно было отыскать.
— Шли бы вы спать, мадам. Время уже позднее, — остановился мужчина рядом со мной.
— Вы идите. Я тоже сейчас пойду, — с честным взглядом соврала я, усаживаясь обратно на ступеньки.
Так мы и сидели — я, осколок от тарелки, что спрятался за вазой, и свеча, чей огонек легонько танцевал.
Услышав звук въезжающей на территорию дома машины, я резво подскочила с места и направилась к дверям, чтобы распахнуть их, встречая супруга. За эти секунды никак не удавалось решить: ругать его, что так поздно, да еще и не позвонил, или жаловаться на то, как мне плохо.
Сердце стучало, барабаня свой дробный ритм. Хотелось крепких объятий, скромного поцелуя в висок. Хотелось, но машина не принадлежала Антуану.
Навстречу мне из автомобиля выбрался Брис Руссель.
— Мне жаль, — шепнул он и виновато отвел взгляд в сторону.
Мне жаль, что сердце продолжает стучать, даже если в него беспощадно вонзили нож.
Глава 18. Ульяна
Я ненавидела кладбища. Еще со дня маминой смерти я ненавидела кладбища.
Угрюмый серый мир, где мертвые цветы чернеют день ото дня. Где темные тучи пронизывают небо, обрушаясь на землю холодными каплями дождя. Где мрамор словно лед, а птицы громко и отчаянно кричат, приветствуя смерть. Где люди не сдерживают слез и пытаются жить дальше, не веря, что дорогого им человека больше нет. Не понимая, что к нему больше нельзя будет прикоснуться. Не осознавая, что знакомый до боли голос больше никогда не прозвучит.
Я ненавидела кладбища с их пафосным спокойствием и временем, которое будто застыло, но до кладбища нам еще предстояло добраться.