Однажды в 6 В

– Все ясно, – резюмировала Зойка. – Услышал звонок и щелкнул выключателем.

– Почему он так странно себя ведет? – недоумевала Рита. – Чего или кого боится?

– А мне кажется, Никифоров вздорный старикан, показывает характер. Он прекрасно слышал, как мы кричали о письме от сына. Мог бы ради приличия приоткрыть дверь и забрать письмецо. Так нет, строит из себя партизана.

Я задрал голову. Не отпускало ощущение, что в этот самый момент Владислав Евгеньевич смотрел на нас из окна.

Глава пятая

Макинтош и его хозяйка

В субботу папа отвез меня к репетитору по-английскому языку. Подъезжая к ее дому, мы условились, что через два часа он за мной заедет.

– Пап, как зовут репетитора? – спросил я, собираясь выйти из машины.

– Ну ты даешь, – усмехнулся отец. – Интересуешься именем у самого подъезда.

– А какая разница, – я равнодушно пожал плечами.

Реакция отца меня удивила. Вместо того чтобы назвать имя, он взял телефон и позвонил маме. Затем достал из бардачка ручку и блокнот. Переписав имя и отчество, протянул мне лист.

– Энгельсина Никтополионовна, – прочитал я по слогам, чувствуя, как спина покрывается липким потом. – Это шутка? Язык сломаешь.

На восьмой этаж я поднимался пешком. Держа в руке листок, снова и снова читал вслух:

– Энгельсина Никтополионовна… Никтополионовна… Измена полная!

Прежде чем позвонить в звонок, я последний раз взглянул на листок и сунул его в задний карман джинс. Едва в квартире раздалась трель, загавкала собака. По лаю я определил, что у этой… блин, опять забыл имя, живет большая собака. Чуть погодя услышал стук каблуков и поворот ключа в замке. Дверь открылась.

Я выпал в осадок. Воображение рисовало, что увижу женщину средних лет, отдаленно напоминавшую нашу англичанку. Куда там! Передо мной стояла старушенция, которой на вид было лет двести. Ростом чуть выше вертящейся под ногами лайки. Худенькая, хрупкая, ее запросто могло унести в другую комнату сквозняком. Несмотря на преклонный возраст на ней были туфли на высоченном каблуке, а прическа взлохмачена так, что походила на Эйфелеву башню. Или лучше сказать на Биг-Бен. Я ведь все-таки приехал к ней учить английский язык.

Очевидно бабулька до сих пор комплектовала по поводу невысокого роста, оттого и мучила себя, ходя по квартире на каблуках и сооружая на голове полуметровые конструкции.

Лайка снова залаяла, проявив ко мне интерес.

– Тихо, Макинтош! – сказала хозяйка.

Я невольно усмехнулся. Голос у старушенции был тоненький, как у десятилетнего ребенка.

– Здравствуйте, я Максим, – представился я.

– Я вас жду, – ответила она, пропустив меня в прихожую.

Макинтош встал на задние лапы, пытаясь меня лизнуть.

– Место! – кричала хозяйка. – Я сказала, место!

Пес совершенно к ней не прислушивался. То ли был до неприличия избалован, то ли настолько обрадовался появлению гостя.

– Макинтош, прекрати безобразничать.

– Я люблю собак.

– Этого пса невозможно любить, он жуткий эгоист.

– Сколько ему?

– Пять лет. Возраст далеко не щенячий, а ведет себя, как трехмесячный щенок. Макинтош, не позорь меня перед гостем!

Мы прошли в большую комнату, я быстро сунул руку в задний карман, достал бумажку, чтобы обратиться к старухе, но Макинтош, изловчившись, выхватил листок и бросился бежать.

– Проказник жуткий! Извините его, Максим.

– Ничего страшно, – промямлил я, понимая, что готов провалиться сквозь землю.

Положение безвыходное. Репетиторша смотрит на меня, я на нее. По всем правилам необходимо обратиться к ней по имени-отчеству, но я их не помню. Стерлось все из памяти. Напрочь! Помню только, имя начинается на «Э». Эльвира? Элеонора? Нет, не то. Может, Эсмиральда? Опять мимо. Черт, как быть? С отчеством вообще жесткач. Даже вспоминать не стоит.

– Ну-с, Максим, давайте начнем наше первое занятие, – пропищала старушенция.

Последующие пять минут напоминали кошмарный сон, от которого невозможно очнуться. Я назвал ее Эльмирой, она возмутилась. Назвала имя – Энгельсина Никтополионовна. Я извинился, но ровно минуту спустя снова попал впросак. Как только не обращался к старухе: и Эсмердина Нигделеоновна, и Эральдина Наполеоновна, а кода она услышала, что с моей легкой руки (точнее плохой памяти) стала Эпилепсиной Стадионовной, я услышал в свой адрес много интересного. Я и несобранный, и рассеянный, и жутко легкомысленный. Короче говоря, она долго и со смаком подбирала синонимы.