Annotation

Любовный треугольник эпохи "развитого социализма". Молодая "не от мира сего" колхозница Талька (Наталья), мужеподобная внешне, но обладающая нежной душой, тайно любит бригадира Николая. Николай, в свою очередь, пережил скоротечный и неудачный брак, будучи по комсомольской путёвке в Сибири на "ударной стройке коммунизма". Разочаровавшись в "коммунистическом труде" за тридевять земель, он возвращается в родную деревню, из которой фактически разбежалась кто куда вся молодёжь. Став бригадиром, Николай пытается навести порядок, борется с пьянством рядовых колхозников, с приписками должностных лиц. Во время уборки клевера случается драка между бригадиром и двумя подвыпившими мужиками, в ходе которой Талька спасает Николаю жизнь. Тем не менее, Николай, уважая Тальку как человека и работницу, не в состоянии преодолеть физическое отвращение и полюбить её как женщину. Он, в свою очередь, любит ровесницу Тальки Лизу, сумевшую уехать в Москву и там устроить себе жизнь, выйти замуж за москвича. Лизе тоже нравится Николай, но пожив в Москве, она уже не может без содрогания вспоминать о скучной и бесперспективной жизни в деревне. На родину она согласна приезжать только на отдых к родителям. Она отвергает предложение Николая, хоть сама в замужестве и несчастлива. Став невольным свидетелем любовного свидания Николая и Лизы, и услышав оскорбительное высказывание в свой адрес из уст любимого, потрясённая Талька осознаёт, что у неё в этой жизни нет шансов быть любимой...

Дьяков Виктор Елисеевич

Дьяков Виктор Елисеевич

Однажды в Зубарихе

ОДНАЖДЫ В ЗУБАРИХЕ

повесть

Август 1966 года, ясное утро, маленькая деревня Зубариха с трёх сторон обступленная лесами. Бригадир Михаил Белый, тридцатилетний коренастый, русоволосый мужик лёгкой пружинящей походкой переходит от избы к избе, стучит в окна:

- Дядь Степан?... Сегодня на силос пойдёшь, а тётке Марье скажи как вчерась, лён теребить... Иван Сергеич?... Клевер возить, "Тумана" запрягай... Митяй?... На конные грабли... Настасья?... Как вчерась...

Раздавая наряды, бригадир в мокрых от росы сапогах дошёл до внешне ничем не примечательной избы: три окна с резными наличниками и ещё маленькое окошко светёлки над парадной двустворчатой дверью, под стрехой соседствовали ласточкино гнездо и дощечка с изображением ведра, означавшая, что обитатели данной избы обязаны в случае возникновения пожара, прибывать на место оного именно с вёдрами... Наличники рассохлись, почти облезла с них краска, дранка на высокой остроконечной крыше давно уже стала пепельно-серой, как и тёс, коим обшит бревенчатый сруб - то была обычная довольно старая, требующая подновления изба, такая же, как и большинство прочих в Зубарихе. Перед избой три кряжистые ветлы, поодаль покосившийся колодезный сруб с маленьким навесом и тёмной цепью на вертушке...

Бригадир постучал в окошко, властным голосом позвал:

- Таль, а Таль!

Створки окна открылись сразу - Михаила тут ждали. Широколицая женщина в белом, с серой крапинкой платке, повязанном низко, на самые глаза выглянула и вопросительно, не говоря ни слова, смотрела на бригадира. Первое впечатление, которое производила женщина, побуждало воскликнуть, или подумать: ну и орясина! Даже не наблюдая её в полный рост, а вот так, высунувшуюся из окна, нельзя не определить необычную для женщины физическую мощь. Не только лицо, но и плечи, ладони рук, всё сразу бросалось в глаза, всё было необычно крупным, широким, почти лишённым мягкой женской округлости, грубым даже по деревенским понятиям.

- Вот что, Таля, ты сегодня это... В общем, надо Егору Скворцову с Васькой Митиным пособить на клевере,- бригадир, до того само воплощение деловитости и уверенности, вдруг как-то засмущался, стал отводить глаза. Ему было явно неудобно наряжать бабу в помощь мужикам, да ещё на такую тяжёлую работу, грузить клевер. Но выбора у него, увы, не оставалось, ибо мужиков в деревне вообще насчитывалось не много, да и те не все годились к работе такого рода...

Зубариха невелика, всего-то тридцать шесть дворов, но мужики обитали далеко не в каждом. Война выкосила большую часть тех, кто к середине шестидесятых достигли сорока-пятидесяти лет, ну а Целина вкупе со всевозможными ударными стройками магнитом всесоюзного аврала притянули к себе более молодые поколения зубарихинцев. Так что основную часть населения деревни составляли женщины в возрасте. Вдовы потихоньку доживали свой век большей частью одни, даже если и успели до войны обзавестись детьми - война сгубила мужей, "пятилетки" оторвали от них детей. Деревня стояла в стороне от большаков, больших дорог, кровеносных сосудов людского общения, а местные женщины того военного поколения совершенно не обладали способностью самостоятельно искать своё счастье по свету. Потому они покорно отдались во власть судьбы, обрёкший их, без вины виноватых, на старение в одиночестве.