Однажды вечером в Париже

– Нет-нет, Аллэн. Вы раздавлены. Я такие вещи замечаю. – Режиссер покачал головой. – Последний раз, когда я вас видел, за нашим веселым ужином в «Рице», вы были радостный и счастливый. А теперь вы абсолютно переменились. Я с вами очень комфортно себя чувствую, Аллэн, правда, вы мне нравитесь. – Его карие глаза смотрели на меня озабоченно. – Вы не хотите сказать, что с вами? Может быть, я могу помогать?

– Едва ли. Дело довольно сложное.

– Позвольте мне угадать. Это женщина.

Я молча кивнул.

– Очень красивая женщина?

Я вздохнул и опять кивнул.

– Вы влюблены?

– Да, меня порядком шарахнуло.

– На вашу любовь не отвечают?

– Не знаю. – Я скинул в дайкири земляничку с края бокала и смотрел, как она опускается на дно, это был третий бокал за вечер. – Сперва я думал, она отвечает на мои чувства. Все казалось совершенным. Неповторимым. В моей жизни еще не было ничего подобного. – Я горестно засмеялся. – Неповторимым и стало на самом деле. Она не пришла на свидание и с тех пор вообще ни разу не позвонила и не появилась. Иногда мне кажется, что все происходило только в моем воображении. Такое чувство, как будто в реальной жизни ее никогда не было, понимаете?

Он смотрел сочувственно.

– Да, – сказал он просто. – Очень хорошо понимаю, что вы хотите сказать. Oh, boy, этого я и опасался. Это очень типично. Она такая очаровательная. Такая удивительная. И вдруг она изменяет отношение к тебе, бросает, просто раз – и все. – Он щелкнул пальцами. – Вот и беднягу Карла она точно так бросила. – Аллан Вуд грустно отхлебнул дайкири.

Я удивился:

– Карл? Кто это – Карл?

Карл Зуссман – оператор. У него были черная борода, бразильское происхождение и короткий бурный роман с Солен Авриль. Она бросила Карла, влюбившись в техасского латифундиста по имени Тед Паркер. «Карл, – сказал Аллан Вуд, – воплощение мужественности. Но как только на горизонте появлялась красавица Солен, он делался мягче воска. Карл ужасно страдал. Однако теперь, поскольку Тед Паркер безвылазно сидит на своем ранчо в Техасе, у Карла снова появились надежды».

В странном оцепенении, уже малость захмелев, я слушал многословное повествование, которым Аллан Вуд надеялся меня утешить.

– Но вы, Аллэн, ради бога, не относите все это к себе, – завершил он свой рассказ. – Солен очень соблазнительная женщина, и ей это отлично известно. Уж такая она, какая есть. Но вы, Аллэн, ей нравитесь. Я знаю. Она была очень разочарована сегодня, когда вы не поехали с нами. – Он поднял голову, поглядел вокруг. – Н-да. Надо же! Здесь ведь все началось несколько недель назад. Oh, boy… Мне очень жаль, старина. – Он покачал головой.

Я смотрел на него в растерянности. О чем это он?

– Послушайте, Аллан… Мне кажется, вы что-то неправильно поняли… Солен и я…

– Не бойся! Я молчать как могила. Солен не знает, что я все знаю.

– Но я же не о Солен говорил, – сказал я. – Я влюбился в Мелани.

Аллан Вуд вытаращил глаза:

– Мелани? Кто это – Мелани?

Я рассказал ему все. С самого начала. Слушая, режиссер беспокойно снимал какие-то пушинки со своего вельветового пиджака и часто прерывал меня короткими восклицаниями: «Ах вот оно что!», «Да, это и правда странно!»

– А я думал, вы влюбились в Солен, – сказал он, когда я закончил. – Вот так история!

Потом я рассказал о составленном мной полном списке фактов и о бесплодных поисках маленького антикварного магазина, и Аллан Вуд опять посмотрел на меня с состраданием:

– Oh, boy, это и правда очень сложно. – Он подозвал официантку и заказал еще два дайкири. – Что же вы намерены предпринять?

– Не имею ни малейшего представления, что тут можно предпринять. – Я откинулся на мягкую спинку дивана и тупо уставился в одну точку.

Аллан Вуд тоже молчал. Вот так и сидели мы, бок о бок, двое мужчин в баре, молча пили, думали каждый о своем и понимали друг друга без слов.

Хемингуэю эта картина наверняка бы понравилась.

– А вы когда-нибудь думали, что, возможно, есть связь между киносъемками в вашем синема и исчезновением этой женщины? – спросил вдруг Аллан Вуд, присоединив свой голос к звучавшим в эту минуту последним тактам «Spring Fever»[29] Эллы Фицджеральд.

Я вздрогнул, очнувшись от покойно-безразличного оцепенения, в котором пребывал уже довольно долго.

– Что?

– Э-э… я хотел сказать… разве все это не странно? Мы появляемся – и совсем скоро женщина бесследно исчезает. Не может ли быть, что это как-то связано?

– М-м… Какая же тут может быть связь? Скромному владельцу маленькой киношки улыбнулась удача, и за это он расплачивается потерей большой любви? Вы это хотели сказать? Повезло в карты – не повезет в любви? – Я пожал плечами. – Неисповедимые силы судьбы карают меня за то, что в кассе наконец зазвенели монеты?

– Нет-нет. Я не это имел в виду. Неисповедимые силы судьбы – нет. Я сейчас не о справедливости, которая что-то дает, а что-то другое отнимает, или о Немезиде. – Он задумался, как бы получше выразить свою мысль. – Вот что я хочу сказать: может быть, эти события, два события, как-то связаны, одно и другое. Есть ниточка, понимаете? Или вы думаете, все – чистая случайность?