Одно чудо на всю жизнь

Говорят, что бывают на свете люди, которые ходят на вечернюю рыбалку только для того, чтобы полюбоваться на закат и послушать, как шумит лес, плещет вода да чирикают и квакают всякие пичужки с лягушками. Сидят себе эти люди на бережку, любуются природой и думают о всяких прекрасных разностях. Много людей на свете, есть, наверное, и такие, но Сёмка Болотников, расположившийся с удочкой на берегу озера Петров Ключ, сроду был другим. Птичек Сёмка не слушал, лягушками брезговал (хотя, когда был совсем мелким, любил надувать их через соломинку), на закат не смотрел, а смотрел исключительно на поплавок и думал о том, что ватник под задницей промок уже почти насквозь и надо бы уходить, пока совсем не стемнело, но западло бросать такой клёв, потому что осень скоро и в другой раз не дождёшься. За Сёмкиной спиной стояло красивое белое ведро из-под импортной краски, в котором лениво шевелили плавниками три хариуса[1],

[2] два окуня и десяток плотвиц. Все рыбы имели необычный для карельских озёр тёмный, почти чёрный цвет, из-за которого полосы у окуней были почти незаметны. Сёмка подсёк очередную плотвицу, выпустил в ведро, оглянулся через плечо на чернеющий лес и нервно усмехнулся, некстати вспомнив деревенские байки.

Небольшое озеро Петров Ключ пряталось в лесу недалеко от посёлка, который и сам издавна носил то же, никому не понятное имя. Какой Пётр? От чего ключ? Неведомо никому, да никому и неинтересно, потому что краеведов в поселке Петров Ключ не водилось. Рыбаков было много, но все они рыбачили на Вуоксе[3]

, где и лодки имелись, и простор, и прочие рыбацкие услады. Про озеро же Петров Ключ ходила по посёлку нехорошая слава. С каким-то даже сказочным, можно сказать, душком. Вслух-то, если прямиком спросить, каждый скажет: дурь всё! — однако, кроме Сёмки, бомжа Парамона да совсем маленьких ребятишек, никто из посёлка на Ключе не ловит и купаться даже в самую жару не идёт. Хотя рыба-то в Ключе есть. И вся чёрная. «Дьявольская!» — так бабка говорила. Ну, так в ухе-то или там на сковородке не разберёшь — дьявольская она или ещё какая… Вкусная — и всё!

А озеро — самое обычное, только вода тёмная какая-то. К Тарасихе прошлым летом племянник-студент с невестой приезжал, так они на этом озере круглый день пропадали. Сёмка из-за кустов подсматривал, как они с невестой меж собой. Интере-есно! Однажды племянник Сёмку поймал, но бить почему-то не стал, смеялся только. Он и про рыб чёрных объяснил, что, мол, они к чёрной воде приспособились естественным отбором, чтоб их в воде не видно было.

А ещё говорят, будто у этого озера дна нет. Вранье всё! Глубокое оно, это точно, и вода холоднющая, у Сёмки, когда нырял, два раза ногу сводило, едва выплыл, но дно-то — есть! Правда, илистое оно и ногу не поставишь, засосёт сразу… Ещё вот кувшинки почему-то на Петровом Ключе не растут. На всех озерах окрест и в заводях на Вуоксе — каждый год хоть косой коси, на летней макушке прямо не вода, а ковёр в жёлтую и зелёную горошку, а в Петровом Ключе — ни одной, как запретил кто. Так, может, им в воде что не подходит… Сёмка выцепил взглядом лукавое покачивание поплавка и, мигом забыв обо всём, напрягся в ожидании добычи. Вдруг словно какое-то бесшумное крыло махнуло над водой, и плотвичка, взблеснув в глубине, исчезла. Веером рассыпалась стайка мальков, и истошно закричала какая-то птица в подлеске. Сёмка вздрогнул, едва не выронив удочку, выругался, повертел шеей из стороны в сторону, ёрзая по замасленной горловине старого ватника, и только после догадался взглянуть вверх…

В оранжево-розовом, лиловеющем по краям вечернем небе прямо над Сёмкиной головой образовалось огромное серое пятно. Словно какой-то гигантский ребёнок вырезал ножницами круглую дырку в листе цветного картона. В дырке же… Смотреть в дырку было нестерпимо страшно, но Сёмка пересилил себя, покрепче обхватил руками колени и глянул ещё раз. И понял: в первый раз всё увидел неверно. Не было никакой дырки в небе, а был огромный пепельный шар, который уже висел не прямо над озером, а словно в стороне, дальше от посёлка. А сейчас ещё дальше… Шар как будто бы передвигался прыжками, возникая на новом месте и пропадая во время каждого следующего прыжка. Всё это происходило совершенно бесшумно, если не считать того, что в подлеске заходились в истошном крике уже несколько разных птиц, а в небольшой заводи раздался совершенно невозможный по осени лягушачий «квак». Сёмка почувствовал, что сейчас у него в голове что-то лопнет.

— Ой-ё-о-о! — завыл Сёмка. — Вот…………………такой, чтоб им……………….!!!