— Я отвез ее к маме. Хотел провести этот вечер с тобой вдвоем, — муж улыбается ласково, подносит мою руку к своим губам, а мне сейчас противно как никогда, почему-то. Но я безумно благодарна Вадиму, что он очень кстати отвез дочь к бабушке, и они с Игорем не столкнуться сейчас в коридоре.
— Хорошо. Очень хорошо. Пойдем отсюда. Я уже в порядке.
— Пойдем, моя золотая, — муж обнял меня за плечи, прижал к себе и бережно повел по больнице. Я старалась не смотреть по сторонам, чтобы не наткнуться взглядом на Игоря и Вику. — Ты почему ингалятором не воспользовалась?
— Не успела. Приступ случился очень резко и остро.
— Бедняжка моя! Ты так разволновалась из-за их малышки?
Я энергично закивала, утирая набежавшие на глаза слезы.
— Не расстраивайся, моя хорошая! Конечно же, мы им поможем всем, чем только возможно!
— Правда?
— Конечно! Разве можно отворачиваться от беды ребенка и горя родителей?! Я бы и сам пошёл на что угодно, если б такое не дай Бог, случилось с моей дочерью! Надюшка и ты, это все самое дорогое, что есть в моей жизни!
Вадим казался вполне искренним, так, что я даже обняла его из чувства крайней благодарности за отзывчивость.
Даже не думала, что Вике так легко удастся убедить его. Вадим не слепой, он прекрасно видит чья Надюшка генетически, но он никогда меня этим не упрекнул. Ни разу за эти годы. Даже пьяным. А как-то я нечаянно услышала его разговор с матерью:
— Сынок! Ну, когда уж вы своего родите-то? Ну, видно ж все всем! Каждый раз, при родственниках, стыдом горю!
— С чего это? — крайне возмутился мкж. — Ну, черненькая девочка, и что с того? У нас папа блондин, а Аленка наша, ярко-рыжая и что, ты хочешь сказать теперь? — решительно отбрил сынок.
Ничего свекровь не ответила. Видя решительность сына, не рискнула вступать в спор.
— И предупреждаю, не смей говорить нечто подобного Арише и тем более, Наде!
Вадим был крайне зол тогда и тут же забрал нас домой.
Помня это, думала, что он просто взбесится от просьбы Вики, не смотря даже на умирающего ребенка. Но видимо, что-то святое есть и у Гараева.
Выйдя из больницы, мы устроились в открытом кафе, возле набережной.
Я завтра же отвезу Надю на сдачу крови, но не стоит углубляться в подробности с ней. Скажем, что нужно для школы и все.
— Спасибо! — поблагодарила я, с искренней признательностью.
— Это ведь Вика тебе днем писала, а не маникюрша, верно? — спросил муж, не сводя с меня пронзительного взгляда.
Я почувствовала себя под ним, очень неуютно, так, словно голой сижу здесь, при всех.
Щеки мои загорелись, и муж удовлетворённо кивнул:
— Я очень хорошо тебя знаю, Арин. Намного лучше, чем ты думаешь. Ты, конечно, не замечала, не до того тебе было, но я с пятого класса за тобой слежу. Я по взгляду уже давно определяю без озвучки, когда у тебя болит голова, когда месячные пришли. Выспалась ты сегодня или нет.
— А то, что я тебя все эти годы ненавижу, тоже знаешь? — спросила с крайне милой улыбкой.
Ей-богу, само как-то вырвалось, но слово не воробей, а после сказанного, поздно язык прикусывать.
— Конечно, знаю, — моя сладкая! — с такой же сахарной улыбкой кивнул муж. — Ты у меня та еще любительница поиграть в непокорность. Я давно это заметил. Очень давно. Это в тебе и нравится. Умница. Знаешь, как мужика держать!
Мне снова начало остро не хватать воздуха.
Он, что, серьезно сейчас? Он реально всю мою холодность и зажатость воспринимает как игру в непокорную, для разжигания страсти в нем?? Именно поэтому он такой дикий в постели? Я все жду, когда осточертею ему со своей холодностью, но напротив! Только больше этим завожу?
О Боже! Невероятный человек! Просто невероятный! Все и всегда воспринимает только в свете своей выгоды!
— Так, что не смей мне больше врать, Ариш! Никогда и не в чем! — прозвучало откровенно угрожающе. — Я с тобой всю жизнь предельно честен и от тебя хочу того же.
— Я просто растерялась! Очень.
— Понимаю, но пусть это будет в первый и последний раз. Уговор?
Я кивнула, и принялась за еду.
— Я не слышу, Арин! — потребовал муж.
Вечно он давит, что-то требует и командует!
— Уговор! — кивнула раздраженно. — Я больше никогда не буду тебе лгать. Видишь, даже откровенно признаюсь, что ненавижу тебя.
— Все никак не простишь мне ту ночь? — спросил очень тихо.
— Такое невозможно простить, Вадь. Заметь, я снова не лгу.
— А тебе не кажется, что за ту глупость, ты меня уже давно и более чем достаточно наказала? Никогда не забуду нашу свадебную ночь и совсем не по той причине, по которой хотелось бы.
Мужа невольно передернуло и меня вместе с ним. На глаза сами собой навернулись слезы.
— Я не тебя наказала, Вадь. Себя.
Вспоминать самый страшный день своей жизни, я не любила. Не к чему окунаться вновь, в то бездонное отчаянье, что захлестнуло меня перед брачной ночью.
— Я рад, что ты это понимаешь, родная! Не будем к тому возвращаться, — миролюбиво позволил муж, и взял меня за руку. — Очень люблю тебя! Не покорная моя! — муж поднес мою руку к губам, и я, наконец, решила воспользоваться моментом:
— Восстанови меня в родительских правах, пожалуйста. Для меня это очень важно. Психологически.