Одолень-трава

Было зябко, было мне стыдно — поротому, принародно обесчещенному… Павлин Федорович небось не выставил бы, чтоб рубцы-то казать: сам был поротый, и чуткость у него есть, у каторжанина.

— Даешь Вагу! — потрясали бойцы винтовками. — Даешь Березник!

Чего уж… Может, так оно и надо: мне рубцы каманской плети им показывать?

Утро 8 сентября 1918 года выдалось холодным. Проглянувшее было солнце снова затянули мутные тучи. Заряды дождя полосовали речные плесы.

Для осуществления операции бригада разбилась на три отряда. Павлин Виноградов взял на себя руководство частями Двинского левобережья, наносившими главный удар. Штаб комбрига рассчитывал прижать белых к Ваге, с ходу форсировать водный рубеж и на плечах отступающего противника войти в Березник.

Однако на правом берегу Ваги неприятеля не оказалось: основные его силы были отведены, выдвинутые же вперед заставы дрались отчаянно. Наши роты, обессиленные переходом по болотистой местности низинной двинской поймы, залегли под губительным фланговым огнем.

Павлин Виноградов, проводивший рекогносцировку — обстановка изменялась поминутно, — приказал через вестовых Вологодскому полку поторопиться с переправой через Вагу.

Белые вели шквальный огонь. В подкрепление им в Вагу вошли два парохода, сразу же приступившие к обстрелу укрытых на опушке леса наших батарей и пулеметов.

Фонтаны взрывов заплясали по деревне Шидрово.

Еще два судна спешили в устье Ваги, поливая свинцом редеющие цепи наступавших.

— Вынести знамя, — решил Виноградов, — сам поведу матросов в атаку.

Развертывался в цепь Гатчинский батальон: комбриг вводил в бой ударный резерв.

Взметнулось древко, багряное полотнище запарусило на ветру.

Это есть наш последний и решительный бой,С Интернационалом воспрянет род людской!

Он мог быть решительный, этот бой. Он стал последним — для многих…

Лишь мы, работники всемирной, великой армии труда. Владеть землей имеем право, а паразиты — никогда,—

росло могуче, ширилось, и красное знамя горело, звало:

Это есть наш последний и решительный бой!

С пароходов спускали трапы: белые высаживали десант.

У часовни замолкла пушка, отвечавшая на огонь врага, и Виноградов бросился туда.

Штабеля дров. Кровью марая зеленый лужок, тащится батареец, раненный в ногу.

— Товарищ Виноградов, здесь опасно.

— Знаю, — бросил на ходу комбриг, бормоча сквозь зубы: — Я им всыплю!

Первый выстрел снес трубу парохода белых. Клубы дыма заволокли палубу. Десантники заметались, осыпаемые осколками. В панике многие солдаты прыгали в воду, другие устремились к кустам. Комбриг стрелял метко. Прямое попадание разворотило корму второго судна. Пароход ткнулся в берег, в его трюмы хлынула вода.

— Печет? — шептал комбриг. — То ли еще будет!

Один он действовал за весь орудийный расчет.

Белые сосредоточили огонь по часовне. Снаряды рвались близко. Деревянное строение качалось, из пазов сыпался мох.

Виноградов приник к оружию, ловя в прицел кустарник, где залегли десантники. Очки отпотевали, и это досаждало больше, чем визг осколков. Пули оставляли на щитке орудия вмятины.

Из-за речного мыса воровато выдвинулся острый, щучий нос канонерки.

Мигнул проблеск — яркий, слепящий.

Разверзлась земля, пошатнулась, дохнула в лицо комбрига удушливо и жарко…

Глава XIV

Когда воюют деревья

Из деревни в деревню кочую. Где ночь проведу, где две. Приютят, то я и домовница, пряха-рукодельница, и нянька, с малыми ребятами пестунья. Мамины все заветы, ее ученье: от безделья руки виснут, губы киснут.

На закате пастух с барабанкой — деревянной звонкой дощечкой, которую носят на груди и бьют в нее палочками, прогоняя скот, — вел по улице стадо.

— Ксы-ксы! — окликала я у отпертых дверей хлева. — Чаки-чаконьки! Домой, чаконьки, домой.

Корова, хвост дугой, драла задала вдоль посада — вот тебе и «ксы-ксы». Овцы врассыпную — вот и «чаки-чаконьки». Чужая я, не признает меня скот.

У пастуха сивая бороденка насквозь просвечивает. На голове колпак — в нем дед похож на гриб мухомор.

Помог мне старый загнать скот в хлев, одной бы не справиться.

— Спасибо, дедушка.

— Тебя спаси бог, — ответил он. — Погоди-ка, отец-то навещает?

Я сделала вид, будто не расслышала. Торопилась в избу: пресница ждет пряху.

— Пряду, дедушка, — отступая к дверям, кланяюсь я. — Хорошо платят.

— И-и-и, — заподмигивал дедко. — Я понятливый! А событие до того ли интересное: в волости обоз наряжают. Чш-ш… Под секретом! Ямщиков подбирают с выбором. Оружие завтра повезут на передовую. Чш-ш… Я солдат, насквозь все вижу! На Балканах турка воевал ради братьев-болгар и награду имею. Бабка кудысь-то ее посеяла, заблудяха седая, не то б сейчас представил.

Забывшись, шумел «мухомор» на всю улицу:

— Была мне медаль на ленте и полный кавалерский почет. Урядник вставал во фрунт и делал под козырек.