Одолень-трава

Лестница спускалась в необозримую залу книгохранилища. Будто море водою переполнялась она книгами, рукописями и старинными гравюрами. Тут стоял какой-то особенный, душный, но при этом отрадный запах, зовущий проникнуться тайной здешнего места… К потолку и стенам, где краски фресковой живописи кое-где облупились и вспучивались от сырости, лепились светильники, похожие на лампадки. Их синие, зеленые и красные огоньки казались чьими-то горящими глазами, всевидящими и всезнающими. Перемигиваясь за стеклом, странные очи следили за каждым движением пришелицы…

Ксюн петляла в переулках стеллажей. Ей почудилось, что воздух библиотеки, густой и плотный, по мере ее продвижения вперед насыщался все более — то ли запахом, то ли еще чем-то, невидимым и необъяснимым… Будто путь ее пролегал под гудящими проводами высокого напряжения! Такова была всемогущая сила книжных владений, которая постепенно окутывала девочку. Бесчисленные тома потихоньку вовлекали в свой мир, и Ксюн начинала ощущать их властное магическое влияние…

Вдруг справа из-за полок послышался нежный переливчатый звон, и оттуда показалось сказочное шествие, двигавшееся прямо по воздуху. То был кортеж принцессы Брамбиллы[1]. Ксюн тотчас узнала его, поскольку только что на даче читала Гофмана. Фигурки, плывущие в воздухе, на уровне глаз, прозрачные и летучие, были как будто сотканы из солнечных лучей и утреннего тумана! Здесь было двенадцать невесомых маленьких единорогов, белых как снег, на которых восседали существа, трубящие в серебряные трубы, за ними два огромных страуса везли на колесиках золотой тюльпан… В нем сидел седобородый старичок в серебряной мантии и читал книгу. Мавры и переодетые дамы, и мулы, и пажи все это предваряло появление кареты с зеркальными стенами, которые укрывали от нескромных взоров принцессу Брамбиллу… Виденье бесшумным ветерком промелькнуло в таинственном пространстве библиотеки и тотчас исчезло. Ксюн не успела даже удивиться. Впрочем, теперь она уже ничему не удивлялась: все чувства Ксюна как бы расширились, раскрылись подобно бутону, и поток новых, невыразимых ощущений нахлынул на нее… Всюду слышались голоса, возгласы удивления, смех и плач, болтовня и хихиканье… Цветные огоньки светильников высвечивали корешки книг в полумраке неизмеримой залы. Ксюн вертела головой во все стороны, но никого больше не было видно. Голова у нее закружилась.

— Скучун! — позвала девочка. Она остановилась. От волнения и переизбытка чувств все ее существо охватила вязкая слабость. Коленки подгибались, все тело отяжелело, и Ксюн тихонько опустилась на пол. — Скучун… — пролепетала она почти уже про себя.

— Что-то послышалось… будто… нет, этого не может быть… — бормотал кто-то, мягко топоча маленькими лапками.

Кто-то легкий и пушистый пробирался к ней меж полок.

Ксюн немного собралась с силами — она сразу узнала эти застенчивые шаги и сидела на полу, счастливо улыбаясь. Ксюн только и смогла, что привстать и потянуться навстречу. Из-за громады ближнего стеллажа, уходящего вверх, под своды, вынырнуло зеленое существо, которое силилось разглядеть сидящую на полу, прикрыв глаза розовыми ушками как козырьком.

Ближе, ближе — и с криком радости друзья узнали друг друга!

* * *

— Ах, Ксюн, если бы ты знала, как здесь удивительно хорошо! Если б я мог пересказать тебе все, что узнал, все, что доверили мне книги… Разве в нашей жизни может произойти хоть малость из того, что происходит на этих страницах! Я путешествую в пространстве и времени, преображаюсь изо дня в день, мои возможности безграничны, и, знаешь, — нет ничего лучше на свете, чем эта моя новая жизнь!

Они сидели в боковой нише, в самом укромном уголке библиотеки за широким письменным столом на низких ножках в форме львиных лап. Две свечи, очень толстые и пахучие, освещали бронзовый письменный прибор. Крышку чернильницы украшала фигурка свернувшейся кольцом саламандры.

— Ой! — Ксюн в испуге отпрянула. — Скучун, берегись!

Из-за книжных полок показалась и стала бесшумно опускаться над столом плоская змеиная голова! Скучун глянул вверх.

— Ах, это! Не бойся, Ксюшечка, это всего лишь материализованная мысль… Их тут не счесть — я давно привык…

Змей, покачиваясь над ними, поглядывал и подслушивал. Казалось, он ехидно и удовлетворенно улыбается…

— Фу, гадость какая! — Ксюн съежилась, инстинктивно поджав ноги. — Нельзя ли отсюда потихонечку смыться?..

— Не обращай внимания. Они все безобидные, и этот тоже. Ах, трусиха, ты совсем меня не слушаешь! Успокоилась? Ну вот и хорошо. — Скучун сиял блаженной улыбкой. Он и всегда-то был чуточку не от мира сего, а теперь это стало еще заметнее… — Я так счастлив, Ксюн, я нашел свою Красоту! Я вдыхаю ее с этих древних страниц, будто запах сирени… Вспоминаю, каким прекрасным было наше земное путешествие, как горят и манят звезды, но здесь, в тишине, мне открывается большее… И многое открыто уже, а сколько еще впереди! Ведь книги, что собраны здесь — это гордость Земли! Многие уникальные экземпляры там, наверху, уж давно утрачены, и мудрость их доверена лишь мне одному…