Одри Хепберн - биография

От независимых продюсеров к Одри поступили творческие предложения. Она их отклоняла, ссылаясь на свою беременность. Отклоняла и радовалась, что у нее хватило сил и предусмотрительности отказать. Отто Преминджер хотел, чтобы она сыграла Жанну д'Арк в пьесе Шоу «Святая Иоанна», полагая, что ее плоскогрудая фигура идеально подходит для девственницы в мужских доспехах. (В конце концов в этой роли выступила Джин Сиберг, и это надолго испортило ей карьеру.) Другое предложение касалось двойной роли Виолы и ее брата Себастьяна в предпринятой Джозефом Л. Манкевичем экранизации «Двенадцатой ночи» Шекспира, назначенной на февраль 1956 года – то есть еще через два года. Продюсеры теперь пытались обеспечить участие Одри в своих постановках загодя. В интервью газетчикам они заявляли (чаще всего без всяких на то оснований), что заручились обещанием актрисы. Мел убеждал Одри создать свою собственную компанию по производству фильмов. Он считал, что работодатели беззастенчиво эксплуатируют его • жену. Он советовал Одри с осторожностью подходить ко всем новым предложениям. Они задумали снять «Гедду Габлер» в Норвегии с Мелом в качестве режиссера.

Премьера «Сабрины» в Америке прошла с большим успехом в день бракосочетания Одри с Мелом. «Самая восхитительная романтическая комедия за многие годы, – писал Босли Краутер из „Нью-Йорк Тайме“, чья рецензия больше напоминала любовное послание, – юная леди с таким невероятным диапазоном эмоциональной и актерской выразительности, заключенным в столь изящную и хрупкую оболочку». К этому времени «образ Хепберн» приобрел совершенно определенную и четкую форму, хотя в словах обозревательницы Дороти Мэннерс прозвучало предостережение: «Во второй раз увидев Одри с ясным взглядом ее глаз, я начинаю думать, что для нее будет не так-то просто отыскать подходящую роль. Как-то по-своему мила, завораживающе восхитительна – она выглядит почти такой же стилизацией, как другая мисс Хепберн… Материал для ее ролей в будущем придется отбирать с особой тщательностью».

В этих словах немалая доля правды, факт оставался фактом: Одри не подходили очень многие роли. В Голливуде начали понимать, что она – редкостный экземпляр среди эталонных «конвейерных» красоток той поры. Она не воплощала в себе тот символ секса и великолепия, который несли образы наиболее популярных кинозвезд послевоенных лет и начала пятидесятых. Бетти Грейбл, Рита Хейуорт, Элизабет Тэйлор, Лана Тернер и очень скоро Мэрилин Монро. Не подходила она и под американский тип непоседливой, проказливой девчонки-подростка, воплощенный в образах Дебби Рейнольдс, Натали Вуд, Пиа Анджели или Дженет Ли. Она не принадлежала к числу ни «женщин с большой грудью», ни «девочек в носочках». Своей фигурой, лицом, особенностями произношения Одри являла изящество без чопорной холодности, добродетель без занудной дидактики, изысканность без снобизма. Она могла сойти за «невинную девушку», но очень скоро стало ясно, что она не беспомощная девчушка в мире взрослых. Она шла своим собственным путем, но в ее глазах сверкало скорее любопытство, нежели желание. Одри как бы обнадеживала консервативную Америку, доказывая, что добродетель может привести историю к счастливому концу и при этом оставаться добродетелью.

Она была «маменькина дочка», сохранив в памяти и неукоснительно исполняя все указания матери: «держись прямо сидя, не опускай плечи, знай меру в вине и конфетах». Но она была также и «папенькиной дочкой» – ведь Одри получала особое, вполне асексуальное удовольствие от пребывания в компании мужчин старшего возраста. «О, ты животное!» – восклицает она в «Римских каникулах», хихикая и в то же время по-настоящему испугавшись – приятный звук для мужского слуха, – когда Грегори Пек делает вид, что голова из камня, известная как «Уста Истины», откусила ему руку. Чувствуешь, что не только ее героиня, но и сама Одри могла бы произнести эту фразу, если бы Уайлер вновь оставил камеру включенной после окончания съемок этой сцены.

Но за невинность надо платить. Знания о сексе нельзя передать намеками. Намеками можно сказать лишь о любви или о том, что она прошла. Сабрина, собираясь покончить с собой довольно комическим способом из-за неразделенной любви к герою Холдена, дописывает печальный постскриптум к записке, адресованной отцу. «Пожалуйста, не пускай Дэвида на похороны. Он скорее всего не будет плакать». Это – комедия о психологической незрелости, и в ней не нужно играть, в ней нужно просто «быть». Это – редчайшее из дарований, и Одри им обладала. Как писала Марджори Розен: «Она просто ослепляла одной только силой своего оптимизма и теми противоречиями, из которых была скроена… свое узкое, худощавое тело она несла с величественностью, достойной королевы. У нее лицо эльфа с глазами олененка, наивному выражению которых противоречил острый ум, светившийся в них. У нее неправильной формы нос, широкий рот, и в то же время улыбка одновременно чувственная, шаловливая и абсолютно искренняя».