Одуванчики в инее

– А, точно, – спохватился Борька. – Вот так вот. Так что прошу иначе нас более не называть. Мы – Красный Квадрат.

Я решил в тот же вечер придумать название и нам. С улицы пахло гречкой и жареной картошкой с мясом. Пора было закругляться. Ребята незаметно потянулись к выходу.

– Да победят лучшие, – с ухмылкой сказал Борька и поднялся.

– Да победит правда, – сказал я, вставая.

На секунду Борька задумался.

– Посмотрим.

На этом закончилось наше заседание, и началась борьба за непостижимое.

– Как прошел твой день, Воробышек? – устало спросила мама, накладывая мне пельмени из куриного мяса, так как поедать коров и свиней я отказывался.

Я слышал ее голос отдаленно, потому что в голове моей складывались и раскладывались, крутились и пульсировали мысли. Мне хотелось ответить маме, но я не мог вырваться из этого круговорота.

– Воробышек?

Я вынырнул из варева своей головы и глотнул свежего воздуха. Мама упорно смотрела на меня.

– Все отлично! – сказал я и потянулся за сметаной.

– А если поподробнее? – вздохнула мама и села напротив.

А если поподробнее, то я выяснил, что наша соседка бессмертная колдунья, писал письмо папе, собрал военное совещание и готовился к ответственной задаче выбора названия для своей стаи.

– Физику учил много, – сказал я, засовывая первую пельменину в рот, – дыхательную гимнастику делал, гулял, с ребятами встречался… Так…

Мама моргнула тяжелыми веками и выглянула в окно. Мне казалось, что ей хотелось спросить еще что-то, но к ужину язык у нее обычно отказывался шевелиться. «Наверное, она думает о папе», – вдруг решил я, и мне ужасно захотелось рассказать ей про то, что я сегодня писал ему письмо, наверное, уже сотое по счету. И тут она проговорила:

– Я думаю, может, стоит нам летом съездить на море, как ты думаешь?

Сердце мое заколотилось. Значит, я был прав! Она действительно думала о папе, и теперь предлагала мне ехать его искать. Я уже хотел броситься обнимать ее, как она добавила:

– В Турцию, может, или в Египет. Чтобы туда поехать, виза не нужна, да и дешево довольно. Будем лежать греться на пляже и ничего не делать. Как тебе идея?

На глаза мне навернулись слезы, и я быстро потупил взгляд, чтобы ничего не объяснять. Я пожал плечами, и пельмени застряли в горле. Потом я молча доел и пробубнил, что мне надо еще раз встретиться с ребятами. Мама отрешенно кивнула. Я хотел сделать что-нибудь, чтобы мы провели время вместе, но вместо этого просто убежал на чердак.

В углу под крышей сидел черный паук внушительных размеров и пялился на меня из своих десяти глаз. Звали его Фрэнком, и у Фрэнка был протез. Уж не знаю, как его угораздило лишиться одной из своих многочисленных конечностей, но выглядело это весьма плачевно. Потерял бы он две ноги с обеих сторон, это, наверное, смотрелось бы более гармонично благодаря равномерности. Но так это зрелище для замка ужасов. Поэтому я соорудил Фрэнку протез из черной трубочки и положил на перекладину рядом с его паутиной.

– Давай, друг, шевели мозгами, – напутствовал я его.

На следующий день протез красовался на месте потерянной ноги, от которой остался только коротенький торчок. За него и стоило зацепить протез, в чем Фрэнк преуспел.

– Как насчет «Отчаянных волков»? – кричал Василек на весь чердак, так чтобы все привидения точно расслышали.

Гаврюшка поморщилась.

– Почему тогда сразу не назваться «Отчаянными койотами»?

– Тоже ничего, – согласился Василек.

– Нет, – отрезала Гаврюшка. – Только если без меня.

– Пожалуйста, пусть будет без тебя, – согласился Макарон.

– Дамы и господа! – провозгласил я голосом истинного вожака. – Давайте обсудим это важное дело культурно и без перехода на личности!

– Без перехода на что? – не понял Василек.

– Ладно, – закатил я глаза. – Давайте по очереди. После каждого предложения будем голосовать.

– Можно я начну? – вскочил Василек.

– Ты уже внес свое предложение, – грозно напомнила ему сестра.

– Тогда давай ты, – подбодрил я Гаврюшку.

– Я? – сразу смутилась Гаврюшка. – Ну, хорошо, как вам… «Непобедимые»?

– Нет, – выпалил Василек.

Все остальные задумались.

– Как-то уж слишком однозначно и напористо, – прошептал по своему обычаю Тимофей.

– Прямо в лоб, в общем, – перевел Макарон.

– Ну да, – согласился я. – Ты не обижайся, название неплохое, но чуть-чуть заносчивое.

Гаврюшка дернула плечами и скрестила руки на груди, но я знал, что серьезно обижаться она не будет.

– Ты же сказал что-то про правду там, в подвале, – сказал Пантик, поправляя очки. На коленях у него лежал словарь. – Я тут посмотрел, по-латыни правда будет «веритас». Как вам?

– Веритас, веритас, – посмаковал я новое слово. – Неплохо, но куда тут ударение ставить? Верита́с – таз какой-то получается. Ве́ритас – Вера. Вер у нас нет. Вери́тас – Рит у нас тоже нет.

– Но красиво, – оценил Тимофей.

– Да, ничего в принципе, – кивнула Гаврюшка.

Пантик остался доволен. Все перевели взгляд на Макарона. Тот пожал плечами. Предложений у него не было.

– Можно тогда я? – запрыгал снова Ваислек. – Он мой брат, так что все равно кто скажет.

Я благосклонно разрешил ему говорить.

– Наша коза! – радостно крикнул Василек.

– Что?!