Офисные крысы

— Я никогда не рвал с тобой отношений.

— Рвал, рвал.

Марджори переключает телевизор на канал, транслирующий баскетбольный матч, и я прошу ее задержаться немного на нем. Она немедленно выключает телевизор с возгласом: «Ха!» Марджори часто старается выкинуть что-нибудь, выходящее за рамки ее обычного поведения, чтобы быть вредной, но на самом деле ей даже не нужно стараться. Я пытаюсь выхватить пульт у нее из рук, но она отдергивает их.

Я стараюсь изо всех сил не замечать ее соски, торчащие сквозь блузку… они похожи на людей в лыжных масках, собирающихся заломить мне руки.

— Она нравится тебе, правда?

— Кто?

— Лесли.

— Она слишком худая. Ты знаешь, мой тип — «пышки».

— Не слишком-то и худая.

— Ты права. Но только не на работе.

— Между прочим, — говорит она, вытаскивая из волос заколку и давая им рассыпаться во все стороны, — мне кажется, что она положила глаз на Марка Ларкина.

* * *

Народ против Захария Поста.

Регина Тернбул, в клетчатом костюме с узкой юбкой, является играющим на публику прокурором округа. О, Господи! Она когда-нибудь бывает в хорошем настроении? Я — на месте свидетеля, перед лицом неизбежного поражения; все мы находимся на заседании суда, которое транслируется по телевидению на всю страну.

Регина поднимает экземпляр романа Итана Колея и вопит с великолепным бостонским акцентом: «Так вы давали или вы не давали плохую рецензию на эту книгу?»

Лучи света играют на больших золотых буквах на обложке: «ЛАУРЕАТ ПУЛИТЦЕРОВСКОЙ ПРЕМИИ! ЛАУРЕАТ НАЦИОНАЛЬНОЙ КНИЖНОЙ ПРЕМИИ! БЕСТСЕЛЛЕР НОМЕР ОДИН!»

Я: Не могу припомнить характер этого…

Регина: Вы не можете припомнить? Два параграфа, а вы не можете припомнить?! Вы можете припомнить хотя бы, что вы находитесь под присягой?!

Я: Я бы сказал, что рецензия была… нейтральной.

(Она вручает мне копию «Ит» и называет ее вещественным доказательством номер один. Некоторые слова рецензии выделены фиолетовым маркером — цветом ее подписи.)

Регина: Мистер Пост, вам знакомо это?

(Я киваю, и Судья — тот же противный мужик, который председательствовал на судебном процессе над людьми, покушавшимися на жизнь Гитлера, — громко каркает мне по-немецки, чтобы я не кивал.)

Я: Да, я узнаю это.

Регина (обращаясь к скамье присяжных, на которой стоит ее пятисотдолларовая скульптура в парике, выполненная Фредериком Феккаки, которая едва видна из-за барьера): Прочтите выделенные слова суду, пожалуйста, будьте так любезны, мистер Пост. (Она произносит мою фамилию так, словно выплевывает ее.)

Я: Претенциозный… избитый… скучный… глупый… не имеет представления о том, как в действительности думают и разговаривают женщины… тот же роман десять раз… Вивальди…

Регина: И это нейтральная?! Если это — нейтральная, мистер Пост, то я не хотела бы увидеть ни одной из ваших отрицательных рецензий! (Группа присяжных, состоящая из черных женщин и нацистов, бьется в истерике в унисон звукам концерта Вивальди.) У меня больше нет вопросов к придурку в разных носках.

* * *

У Нэн Хотчкис не было таких королевских проводов, как у Джеки Вутен. Она назначена главным редактором журнала «Эго» в Великобритании, не выпустившего еще свой первый номер. По этому поводу у нас небольшое собрание в большом бежевом конференц-зале с плоским тортом-мороженым и двумя бутылками игристого вина «Кордон Нигро» на столе. Регины нет здесь, что лишь подтверждает ее линию поведения: если ты уходишь, ты уже ушел. Даже Бетси Батлер не пришла, поэтому Вилма Уотс, эмиссар Регины, ведет маленькую церемонию.

Нет и подарка от Тиффани. Манильский конверт прошелся по кругу, и на собранные деньги мы приобрели ей в подарок сертификат в какой-то универмаг, «Штерн», по-моему.

Ее самолет вылетает завтра утром в Лондон. «Конкорд»… что неудивительно. У Нэн даже состоялась пятиминутная встреча с Гастоном Моро, который пожелал ей всего наилучшего.

Мне хочется отвести ее в сторону и тоже пожелать удачи, а затем сразу перейти к делу: «Ты замолвила за меня слово Регине? Помнишь? Не забыла про мою важную рыбу?» Но я не спешу. Пока только три часа… У меня еще есть время, чтобы задать ей эти вопросы.

Мы с Оливером Осборном стоим у стены, пока Вилма разрезает быстро тающий торт.

— Ты знаешь, кому достанется кресло? — шепотом спрашивает меня Оливер.

Он — англичанин, выпускник Кембриджа, ростом шесть футов шесть дюймов. У него черные волосы и очки «Кларк Кент», которые ему немного великоваты.

— Понятия не имею.