Офицер флота

Ю л и я  А н т о н о в н а. И вы предполагаете, что я сяду за стол, где водку хлещут из стаканов? Нет, это все никуда не годится. Пусть кто-нибудь пойдет со мной за посудой, и я организую вам стол так, чтоб это было хоть на что-то похоже.

Г о р б у н о в. Леша!

Г р а н и ц а. Есть.

Г о р б у н о в. В распоряжение Юлии Антоновны. (Вернувшемуся Соловцову.) В распоряжение Юлии Антоновны.

С о л о в ц о в. Есть.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Пойдемте. (Николаю Эрастовичу.) Пойдемте, голубчик, я вам по дороге кое-что объясню.

Уходят.

Г о р б у н о в (вскочил). Ладно. Праздновать так праздновать. Все побоку. Туляков, кончайте вашу музыку. Свет будет?

Т у л я к о в. Все будет нормально, товарищ командир.

Г о р б у н о в. Механик, у вас с собой тужурка? Надеваем крахмальные воротнички и галстуки. Полный парад. Куда вы, Иван Константинович?

Х у д о ж н и к. Не могу же я один оставаться в таком виде. Через пять минут я буду готов. (Уходит.)

Г о р б у н о в (сбрасывает китель). Праздник так праздник. Наперекор стихиям. Сегодня должно быть весело. Хочу, чтоб было светло, музыки хочу. Танцевать буду, черт возьми!

Ж д а н о в с к и й. Авария! Петля лопнула. И запонку потерял.

Стук в дверь.

Да!

К а т я. Папа, отопри. (Открыла дверь. Она в платке и в валенках, замерзшая, но веселая, смеющаяся.) Боже мой, камин! (Отступая.) Простите, я не знала...

Г о р б у н о в. Вы нас простите...

К а т я. Вы, наверное, к папе?

Г о р б у н о в. Иван Константинович пригласил нас к себе жить.

К а т я. Не может быть!

Ж д а н о в с к и й. Вы не верите?

К а т я. Я очень рада. Но это невероятно: папа пригласил! Вы с ним давно знакомы?

Г о р б у н о в. С самого утра.

К а т я. По нынешним временам порядочно. Давайте знакомиться. Катерина. (Развязывает платок.) Ивановна, как вы догадываетесь. Первое время, пока я не разберусь, что вы за люди, вам придется звать меня по имени-отчеству. А вас я знаю - вы с нашей лодки. Как вас зовут?

Г о р б у н о в. Капитан-лейтенант Горбунов.

К а т я. Этого я не понимаю.

Г о р б у н о в. Виктор Иванович.

К а т я. Вот. (Ждановскому.) А вас?

Ж д а н о в с к и й. Федор Михайлович.

Т у л я к о в. Главный старшина Туляков. Лаврентий Ефимович.

К а т я. Вы хотите починить наш рояль? Нет, серьезно? Господи, какое счастье! Неужели это возможно?

Т у л я к о в (собирая инструменты). Невозможного, Катерина Ивановна, нет ничего на свете. Пожалуйста. Может, сыграете что?

К а т я (подсела к роялю, берет несколько аккордов). Нет, не могу. Замерзла как собачонка. Потом. А "ля" второй октавы? (Пробует.) Звучит! Даже не верится.

Г о р б у н о в. Идите сюда, к огню.

К а т я. С удовольствием. Ой, кто тут на тахте? Это человек?

Г о р б у н о в. Не будите его. Пусть спит, сколько может.

К а т я. Да, но ваш друг может загореться. (Раздевается, греет руки.) На улице черным-черно и такие сугробы... Я, кажется, набрала снега в валенки. Что вы на меня так смотрите?

Г о р б у н о в. Не могу вспомнить. Мне кажется, что мы с вами когда-то были знакомы.

К а т я. Нет, не были. Слушайте, это нехорошо - так пристают на улицах: "Скажите, где мы могли с вами встречаться?" Сейчас на дворе встретила каких-то моряков - они приехали на мотоцикле, - и один из них решил со мной познакомиться... А где папа?

Г о р б у н о в. Иван Константинович сейчас выйдет. Он переодевается.

Туляков вышел.

К а т я (Ждановскому). Не мучайтесь, дайте я вам зашью петлю. (Горбунову.) А ваши краснофлотцы - они тоже будут жить в нашем доме? Подумать только, что когда-то можно было топить камин каждый день. Скажите, вам очень надоела война?

Ж д а н о в с к и й. Война не дождик.

К а т я. Вы так говорите - можно подумать, что все это вам очень нравится.

Г о р б у н о в. Нравится - не то слово. Я люблю воевать.

К а т я. Послушайте, вы шутите?

Г о р б у н о в. Почему? Воевать - моя профессия.

К а т я. Не знаю. Война грязна и бесчеловечна. Я понимаю, когда на страну нападает враг, - каждый становится солдатом. Иначе не может быть. Но делать из этого профессию... Простите меня, мне кажется, что в мирное время военную профессию избирают чаще всего люди, которые не сумели найти себя ни в какой другой области. (Пауза.) Я сказала глупость?

Г о р б у н о в. Объясните мне, откуда у вас этакое странное высокомерие? Ведь если, скажем, выяснится, что я никогда не слыхал про Мадонну Рафаэля или кто-нибудь из нас, грешных, вылезет со своим корявым суждением о симфониях Шостаковича, - вы нас подымете на смех. А сами вы запросто беретесь судить о предметах не менее важных, хотя не имеете о них никакого понятия. (Пауза.) Грубо?

К а т я. Грубовато. Но довольно справедливо, так что стоит терпеть.

Г о р б у н о в. Человек, спящий на тахте, - инженер. Он всю жизнь строил корабли, и вы склонны считать это настоящим делом. А вот этот неразговорчивый товарищ всю жизнь плавает на этих кораблях. Он тоже инженер высокой квалификации. Но, кроме того, он носит золотые нашивки, а это значит, что он обязан - обязан, понимаете? - быть честным и храбрым. Это входит в его ремесло. Куда, Федор Михайлович?

Ж д а н о в с к и й. Ничего, ничего, я здесь.