Передача танков длилась порядка полутора часов, наконец, батальон был построен одной колонной и последовал приказ танкистам, грузится в подъехавшие грузовики. Которые чуть позже соединились с основным составом мангруппы Фролова. Шереметьев тогда во время короткой остановки поинтересовался по какой причине не начато деблокирование второго кольца окружения и узнал что этого не требуется, окружённые партизаны были готовы к ночным баям и сами прорвали кольцо, уйдя за ночь от преследователей. Потом Фролов горько сказал, что госпитали и менсанбаты пришлось оставить на месте на волю нацистов. Другого выхода у них не было. Тяжелые остались с медперсоналом, легкораненые выходили сами.
Дальше колонна мангруппы двигалась всю ночь и под утро, когда было обнаружено это уединённое место, последовала организация лагеря и наконец, долгожданный отбой.
Посмотрев на часы и подведя их, Шереметьев понял, что проспал больше шестнадцати часов. С учётом того что не спали они третьи сутки, такой срок не казался чем-то уж выдающимся. В это время к капитану подошёл часовой и тихим шёпотом сказал:
— Товарищ капитан, на кухне борщ и каша. Уж шестеро вставали подкрепиться и дальше спать ложились. Там помощник повара дежурит, подкрепитесь. Через час подъём будет, не успеете.
— Почему подъём в полночь? — спросил Шереметьев, наматывая подсохшие портянки.
— Не знаю, товарищ капитан, — пожал тот плечами. — Приказали. Хотя, повар говорил, что ночью самолёты прилетят, за вами, наверное.
Подойдя к палатке, капитан тихо поднял часть офицеров батальона, давая остальным досмотреть последние сладкие сны до подъема, и повёл зевающих командиров сперва к небольшому озеру, где они обнаружили довольно пофыркивающего пловца и, умывшись, направились к кухне.
У полевой кухни, сидя на ящике, действительно подремывал боец с белым передником. Он проснулся от шума шагов и, вздрогнув, протерев глаза, вскочил на ноги и быстро подсчитав количество едоков, наложил в миски борща, нарезав тонкими ломтиками ржаной хлеб. Потом он включил тусклую лампу под навесом, где находились столы, в полной темноте её вполне хватало, чтобы спокойно поесть и не быть обнаруженным.
Пока офицеры, сидя за одним из обеденных столов с немалым аппетитом занимались уничтожением борща, причём на середину стола была выложена миска со сметаной, поразившая офицеров своей свежестью, помощник повара наложил им каши, и стал наливать компота в кружки.
По конец обеда, когда некоторые уже сыто отваливаясь от стола, брали кружки с компотом, с удовольствием щурясь, попивая сладкий напиток, показался пловец, которого они видели на озере. К большому их удивлению это был майор Фролов, в одних галифе на мокрое тело, он на ходу вытирая полотенцем шею велел помощнику повара:
— Компоту мне… Доброй ночи, товарищи офицеры. Приятного аппетита.
Не слушая ответного бормотания, он принял полную кружку, с одной водичкой и в два глотка выпил её до дна.
У одного из танков было видно шевельнувшуюся тень. Это был сержант Борисов, который не оставлял своего поста по охране командира подразделения. Этого молчаливого осназовца уже знали все танкисты.
— Товарищ майор, — как бы невзначай сказал Шереметьев. — Тут слух прошел, что этой ночью самолёты ожидаются. Мол, нас должны перебросить обратно и вернуть в нашу бригаду.
Мельком посмотрев на часы, Фролов невозмутимо сказал:
— Вашим слухом является рядовой Дёминов, часовой у вашей палатки который подслушал во время ужина разговор повара с помощником и скорее всего выдал её вам… Но тут он не ошибся, через два часа должны прийти пятнадцать бортов за вами. Чтобы забрать одним рейсом. Подполковник Маргелов и лейтенант Лучик пять часов назад выехали в поисках подходящего для посадки поля. Уже приезжал посыльный и привёз координаты временной площадки. Через тридцать семь минут у нас подъем, потом плотный ужин, по-гвардейски покормим перед расставанием, ну и попрощаемся.
— А почему по-гвардейски? — спросил старший лейтенант Агафонов, командир первой роты.
— Потому что двадцать пятого мая, то есть сегодня в обед, лично товарищем Сталиным был подписан приказ о присвоение звания гвардейского частям генерал-майора Титова и майора М, — с легкой улыбкой пояснил Фролов.
Тут же посыпались поздравления. Момент действительно был значимый, на фронтах было не так уж и много гвардейских частей.
— Про дальнейшие планы не буду спрашивать, всё равно не скажите, но я надеюсь, что мы ещё встретимся, — протянул руку Шереметьев.
— Конечно, — кивнул майор, тоже вставая.
Чуть позже был подъём и суета просыпающегося лагеря, потом торопливый сбор после плотного ужина, гвардейцы действительно покормили их хорошо и погрузка в грузовики. Что запомнилось Шереметьеву, так это то, что к нему подошёл капитан Малкин и, стараясь перекричать рёв авиационного мотора, предал три туго набитых вещмешка, сказав, что это подарок от командира.