Офицер особого назначения

— Не сходится! — желчно ответил старшина. — Если не вы стреляли в мужа, с какой стати жене бросаться с вилами на вас, а не на тех, кто это сделал?

— Не разобралась, похоже, в обстановке, не видела, кто и что сделал.

— Не сходится! — Вновь у него что-то не сошлось. — Вы застрелили женщину как свидетеля, а эпизод с вилами придумали, чтобы сбить с толку следствие. Мы ездили туда, смотрели. Вилы были в сарае. Окно вы разбили, никаких следов под ним не было.

— Снег же шел потом весь день. А вилы я поставил возле печи, они мешали передвигаться автоматчикам по комнате.

— Постой, постой, — оживился вдруг скучавший во время разговора капитан. Это был ладно сложенный, крупный мужчина лет сорока, с проседью в волосах, со спокойным и внимательным взглядом. Чувствовалась в нем уверенность в себе, — ты же эти вилы сам относил в сарай.

— Ммм… То были другие вилы, — не нашелся, как лучшим образом увернуться от явного провала, старшина.

— Не сходится! — повторил Сергей реплику и интонацию особиста.

Лицо старшины покрылось густым румянцем, редкая белесая челка прилипла ко лбу.

— Зачем мне надо было убивать людей, разбивать, по вашей версии, окна, приписывать эти вилы, о которые спотыкались автоматчики? — продолжил Сергей. — Стоило дать команду, перестреляли бы всех до единого, в том числе и оставшихся в живых свидетелей, которые не признаются сейчас и не сделают этого потом.

— Разберемся! — с веселой ноткой в голосе сказал капитан. — Главное для нас выяснить: кто стрелял в изображение товарища Сталина и зачем? Есть ли в деле злой умысел?

— По-моему, — оживился Сергей, — все это вышло случайно. Вряд ли стрелявший знал, есть ли на груди Сыча наколка или нет.

— А вы-то украшения эти видели?

— Нет, конечно. Голым телом Сыча я не интересовался.

— Возможно, вы заметили кого-либо в проеме двери в соседнюю комнату, когда стреляли оттуда?

— Нет. Всматриваться не было времени. Со всех сторон опасность угрожала в одинаковой мере.

Ближе к вечеру возле штабной землянки разговор Сергея с капитаном возобновился. Офицеры сидели на скамье из свежевыструганных досок с еще не выветрившимся запахом сосны. Солнце клонилось к закату. Появившиеся за день лужицы затягивались радужной пленкой тонкого льда. Воздух был чист, свеж, располагал к откровению. Хорошая погода благотворно действовала на особиста. Он улыбался, воплощал собой сгусток энергии. От его молчаливой пассивности на предыдущих встречах не осталось и следа: оживленно говорил, жестикулировал.

— Я интересовался вашим личным делом, — сказал он. — Вы храбрый офицер. Не думаю, что вы могли пойти на все эти убийства ради того, чтобы поразить изображение товарища Сталина. Но факт есть факт. А это уже 58-я статья Уголовного кодекса, расстрельная чаще всего. Так что вы всерьез отнеситесь к происшествию. Не надо артачиться. Глупостью дела не решаются. Всякое дело можно повернуть так и эдак в зависимости от того, как на него посмотреть. Честно скажу: такого не могло и во сне присниться.

— А задержанные неизвестные не меняют показаний? — спросил Сергей.

— Уже не изменят. Застрелили их при попытке к бегству. Так что теперь вы единственный, кто сможет что-либо сказать по существу дела.

— Старшина, похоже, способен накрутить чего угодно?

— Ему обещали офицерские погоны, старается.

— Товарищ капитан, скажите как офицер офицеру, вы мне верите?

Особист разжал кулаки, сложенные на коленях, опять собрал пальцы воедино, посмотрел на пурпурный закат, редкие розовые облака.

— В своей работе я уже привык к тому, что мне постоянно врут. Но я верю глазам — они выдают душу человека, а душа врать не может. Верю лицу. Когда человек врет, лицо напрягается, мускулы подрагивают, кожа меняет цвет. Когда вы «мило» беседовали со старшиной, да и со мною, я постоянно следил за вашими глазами, лицом. Они у вас не врали. Наверное, люди когда-нибудь придумают такой прибор, который по глазам и лицу будет определять, врет человек или нет. Если бы вам не верил, передал бы дело следователям.

— Разобрались бы все-таки.

— Смотря кому поручат. Явного ничего нет, одна глупость. Разбираться могут долго.

— Вот и закроют дело.

— Кто? Кто осмелится сразу закрыть дело, когда пахнет 58-й статьей? Этому человеку тут же ее припишут, да еще с отягчающими вину обстоятельствами. Мой вам совет. Нам со старшиной придется на два-три дня отлучиться, есть срочное дело. А вы за это время уезжайте куда-нибудь подальше, в командировку, например. Войска фронта в ближайшие дни приступят к передислокации. Я постараюсь вас не найти, помаленьку и дело заглохнет, коли выеденного яйца не стоит.

— Осталось дело за малым, — невесело пошутил Сергей, — как это осуществить. Война. Не поедешь, куда захочешь.

Солнце скрылось за горизонтом. Крепчал мороз. Две вороны затеяли драку возле мусорного ящика за штабной землянкой.

— Вот бы так всем решать свои проблемы, — сказал капитан, наблюдая за птицами. — Никаких тебе кодексов.

Он встал, с хрустом расправил широкие плечи, поправил на шинели сбившуюся набок портупею.