Офицерский гамбит

И вот тогда началась настоящая работа. Дипломаты и резиденты в западных государствах с профессиональным рвением принялись за свое дело – объяснять всем непонятливым, что между двумя государствами вызрело предвоенное состояние. И что Россия готова раздавать зуботычины и западным друзьям, если сунутся в это слишком интимное, сугубо семейное дело. Напоминание о зуботычинах, пусть и невоенных, вызвало смятение в не слишком стройных рядах впечатлительных политиков. Чисто русские гротески при максимализме нынешних держателей акций с их спецслужбистским прошлым – это вовсе не шутка, быстро расценили в европейских мозговых трестах. Ведь, в конце концов, что за цена вопроса: Украина?! Ну будет граница стабильности на восемьсот километров ближе, зато тяжелая болезнь будет излечена без хирургического вмешательства? Ну будет Украина не в самой Европе, а около ее границ, что изменится от этого для беспечного парижанина или счастливого баварца? Тем более и своих проблем хватает, чего только Балканы стоят или периодическое обострение греко-турецкой болезни… Трубадуры Белокаменной тем временем все яростнее включали все тумблеры запущенного вселенского механизма противостояния, не стеснялись уж и крепких эпитетов. Дружески и с суровыми лицами настоятельно советовали привыкшим к уюту и стабильности европейцам: «Не лезьте, ради своего же блага, не мешайте! Мы-то привыкли жить напряженно, без удобств и за ценой не постоим». Наконец, и сам хозяин появился на сцене, – декораций уж сотворено достаточно. Со свойственной ему глумливой торжественностью предупредил сомневающихся, хотя многие и так за легкой иронией уловили готовность высекать искры. Слишком много признаков, и далеко не только сжатые кулаки, волевые складки у рта и пылающих цветов галстуки.

В России, как в огромном ателье, не смущаясь звука, уже давно громко стрекотали ножницы – шла закройка нового образа национального гения. Нет, конечно, не поэта, не мыслителя или там ученого. Скуластого стратега, способного организовать потрясения и перевороты. История кодифицируется в образах, с них начинается разгерметизация сознания. Это отменно знают политтехнологи, на этом поприще с ними даже спецслужбы не рискуют тягаться. Одинокий образ, даже искусно сотканный, выглядит вздорно, вызывающе и неправдоподобно. При писании красками нового лика ему необходимо героическое обрамление – тоже из образов. Приобщили к щекотливому делу академиков, посоветовались с маститыми учеными, послушали ушлых, набивших руку на выборных перегонах практиков. Пришли к заключению, что для укрепления имиджа нынешнего лидера подойдут древние герои России. В самом деле, не рамкой же из поэтов и мыслителей оттенять угрюмого в своей непреклонной решимости владыку. Опять обратились к телетехнологиям, усилили их современными киберразработками и спустя время аккуратно, без суеты вывели на пьедестал Петра I, Иосифа Сталина и Владимира Ленина. Немного поодаль, но тоже вблизи светилась мрачная иссиня-черная аура царя Ивана. Пусть порочно культивировать убийц, но ведь человек многогранен. Пусть вместо худших качеств сумасбродных властителей, патологического некрофила и одержимого организатора переворотов на первый план будут выведены лучшие: грозный лик, от которого трепещут враги; твердая линия в политике, несокрушимость суждений. Пестовали умы эффектом гласа народа – за счет голосования нескольких миллионов интернет-пользователей. Как сказал бы придворный писатель, картина имела анафемский успех. Лучезарные цари уверенно заняли в рейтинге национальных героев первые места, оставив далеко позади мудрецов, писателей, поэтов. Действие в очередной раз победило мысль. Аттестация завоевателей укрепила дух вождя, который с неподражаемым эффектом шоумена тут же запретил своим подданным шакалить у иностранных посольств. Впрочем, этот театральный жест вызвал неподдельный восторг у людей в касках и обморочное умиление у барышень на кухнях. А на очередной встрече Виктор Евгеньевич, ударившись в пространные разъяснения – инструкции требовали насыщения удаленных от ведомства голов правильной информацией, – даже процитировал Маркса. «Изумленная Европа, в начале царствования Ивана едва замечавшая существование Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была поражена внезапным появлением на ее восточных границах огромного государства», – после этих слов полковник так выразительно и победоносно посмотрел на Алексея Сергеевича, что Артеменко невольно с тоской подумал: «А ведь в самом деле верит в величие царя! Если полковников можно так легко зомбировать, то что ж про люд говорить?! Им только вилы дай да укажи на врага».