Когда поступила команда срочно грузиться в железнодорожный эшелон, можно себе представить, сколько слез было пролито, и не только девчатами. Плакали и старушки, привыкшие к физической помощи молодых, здоровых мужчин. Наш комбат, рогачевец Осипов, помню, говорил нам, командирам, чтобы мы не в ущерб боевой подготовке, но оказывали помощь его землякам, благо наступила весна, когда «день год кормит». Поэтому так открыто выражалось местными людьми сожаление об утрате той сердечности, которая сложилась в общении с нашими непростыми бойцами. Да и наши бойцы относились к ним уважительно, старались, как только можно, помогать им возрождать порушенное оккупантами. Ни одной жалобы на бойцов! А Володарский и Досталь убеждали в обратном!
До места погрузки мы добрались под вечер. Погрузка шла слаженно и довольно быстро, так что вскоре эшелон уже отправился в путь по наскоро восстановленной железной дороге. Оказалось, почти с правого фланга нашего фронта мы должны были переместиться на его левый фланг, то есть на самый юго-запад освобожденной части Белоруссии.
Это потом, в мирные послевоенные годы, мне стало ясно, хотя у меня и нет этому документальных подтверждений, что эта рокировка была задумана автором плана «Багратион» Рокоссовским как элемент дезинформации противника о всесторонней подготовке к этой летней стратегической операции. Противник знал, что штрафные батальоны у нас, как правило, используются на направлениях главных ударов или хотя бы на ответственных участках будущих наступлений. Естественно, он должен был воспринять передислокацию штрафбата, участвовавшего в битве за Рогачев, на левый фланг фронта, да еще со многими другими подобного рода мерами маскировки, как подготовку направления главного удара. Может, именно поэтому наши пешие переходы совершались в светлое время суток, а не по ночам, как перед походом в немецкий тыл.
Ехали сравнительно быстро, как позволяли железные дороги, едва восстановленные после немцев. Бросались в глаза два приема, какими они железнодорожное полотно разрушали. Один — когда приспособлением, закрепленным свободно на головке одного рельса, на ходу вся колея поднималась вертикально, на попа и становилась похожей на огромный штакетник из шпал, длиною в несколько километров. Другой — когда каким-то устройством вроде гигантского крюка-плуга (на платформе, прицепленной к паровозу), опущенного на полном ходу между рельсами, каждая деревянная шпала ломалась этим «шпалоломом» пополам, как спичка. И так на протяжении сотен метров.
Следовали мы по Гомельщине через Речицу, Калинковичи. Затем уже наш путь лежал по Украине, через Овруч, Сарны и до Маневичей. Дальше железнодорожные пути еще не были восстановлены, и нам пришлось уже в пешем строю в течение двух суток, в том числе и в светлое время, пройти более 100 километров. Это теперь я думаю, что и этот марш штрафбата по украинско-белорусскому Полесью, местности, которую знатоки называли Пинскими болотами, тоже был продолжением мер дезинформации противника.
Шел уже к концу период нашего пребывания в составе 3-й армии генерала Горбатова. Наверное, здесь уместно привести то ли быль, то ли легенду о действительно легендарном генерале.
После взятия Рогачева через уже разбитый и непрочный лед Днепра армейские саперы навели временный деревянный мост. По своей ширине он допускал одностороннее движение нетяжелой техники только в одну сторону. Поэтому коменданту переправы был передан приказ командарма пропускать в первую очередь автомобили с войсками, боеприпасами, артиллерию и другую легкую технику в сторону фронта. Когда у переправы скопилось много машин, идущих к передовой, на другом берегу несколько «виллисов» намеревались проскочить в обратном направлении. Комендант переправы, крепкий и рослый майор, выполняя приказ, не пускал их на мост. Ведь для этого нужно было остановить поток машин к фронту. Из одного «виллиса» вышел генерал и потребовал срочно пропустить его машину. Майор, ссылаясь на приказ командарма Горбатова, отказался сделать это.
Разозлившись на непослушного коменданта, генерал вдруг огрел его своей всем известной палкой. Реакция майора была мгновенной и неординарной: он резко повернулся и, то ли не признав Горбатова, то ли просто не раздумывая, наотмашь ударил его. Генерал скорее от неожиданности потерял равновесие и, проломив невысокие и непрочные перильца моста, упал в снег. Что тут началось! Из машины командующего и сопровождающих его «виллисов» выскочило несколько офицеров. Одни бросились поднимать генерала, другие схватили майора и скрутили ему руки. Генерал, отряхиваясь от снега, подошел к майору, приказал отпустить его и велел принести свою флягу.