Офицеры

Оплата по договору была аккордной. После окончания смены бригада собралась в закутке, где было устроено место для отдыха. Пока мужики пе­реодевались, бригадир заполнил ведомость и начал вызывать грузчиков по именам. Шуракен по своим новым документам значился Василием. Бригадир назвал его имя, и Шуракен подошел к столу. Когда он взял ручку, чтобы расписаться в ведомости, то обнаружил, что пальцы с непривычки едва гнутся. Рядом с бригадиром стоял Витек — парень лет трид­цати, ничем вроде не примечательный внешностью, но с какой-то неприятной цепкостью во взгляде. Пока Шуракен расписывался и получал деньги, въедливый взгляд Витька ощупывал его лицо и руки.

— Видал грузчика? — ехидно сказал он, показав бригадиру на ободранные руки Шуракена. —

У ра­бочего человека не бывает таких рук.

— Ладно тебе, Витек, вязаться. Парень нормаль­но работает. Василий, — обратился бригадир к Шуракену. 

— Я, — ответил тот.

— Надо бы прописаться.

— Я со всей душой. Только скажите, где ее, ро­димую, тут у вас берут?

— Где берут? Не знаю, где у вас, а у нас — извес­тно где. У старух-спекулянток, спасибо Горбачеву. Давай, Витек, сходи с Василием. А то наши стару­хи — вороны пуганые. Незнакомому, пожалуй, и не продадут.

На привокзальной площади под фонарем стай­ка старух сидела на ящиках и торговала всякой огородной снедью. После того как Витек предста­вил им Шуракена как своего, они продали ему водку.

9

Петренко был человеком, пьющим сурово, в оди­ночку. Эта привычка развилась у него от презрения и недоверия к людям. Он открыл сейф, извлек бу­тылку и стакан, налил, посмотрел в тусклое от ка­зенной тоски зеркало и чокнулся сам с бутылкой.

— За папаху, — пожелал он себе.

За дверью набирал обороты скандал. Дежурный держал оборону против какого-то гада, ломившего­ся в кабинет. Он тупо отбивался казенными фраза­ми, а неизвестный материл его хорошо поставлен­ным армейским голосом. Петренко прислушался и одобрил точность формулировок подчиненного. Ко­мендант убрал бутылку и запер сейф. Дверь распах­нулась, и в кабинет внесло дежурного — именно вне­сло бешеной волей и яростью того, кто вошел сле­дом. Петренко увидел десантника с капитанскими звездами на погонах. У офицера была хорошая вып­равка, напряженная спина, впечатление, однако, портила деревянная напряженность.

— Товарищ подполковник, — начал оправды­ваться дежурный, — я говорил ему: не положено без доклада.

— Свободен. Теперь сам разберусь. Петренко посмотрел в холодное лицо капитана.

Ему ответил немигающий напряженный взгляд. У капитана были темные, коротко, по уставу, под­стриженные волосы и определенно старившие его усы. Официантка вряд ли признала бы в капитане в камуфляже блондина, обманувшего ее надежды.

— Капитан, почему нарушаете порядок? — вес­ко спросил Петренко.

— А ворье на вокзале — это, по-вашему, поря­док? — вопросом на вопрос ответил Ставр.

— Какое ворье? В чем дело?

— У меня украли деньги, билет. Я боевой офи­цер. Вы обязаны принять меры. 

— Документы у вас тоже украли?

Ставр достал из нагрудного кармана документы и положил на стол коменданту.

— Так вы же уволены из вооруженных сил, — ска­зал Петренко, посмотрев его документы. — По ка­кому праву носите военную форму и погоны?

— Я же сказал, я — боевой офицер! Комиссован по ранению. Я чести офицера не ронял, чтоб с меня погоны сдирать. — В словах и интонациях капитана звучала жгучая, неутихающая обида. 

Петренко с пониманием взглянул на капитана и кивнул на стул:

— Садитесь.

Ставр поставил на пол чемодан и сел.

— Куда направляетесь? — уже не таким казенным тоном спросил комендант.

— В Вологду к боевому другу— Ставр тоже смяг­чил интонации, сделал их более доверительными.

Десантник, показавшийся вначале настоящим психопатом, оказался человеком вполне вменяемым. Он толково, без лишних эмоций объяснил Петрен­ко, каким образом у него украли бумажник, пони­мая, что ворье и прочая бытовая уголовщина не вхо­дит в сферу ответственности военного коменданта. Но, оказавшись в затруднительном положении, он пошел не к презираемым ментам, а как военный че­ловек обратился к военному же. Все это было очень понятно Петренко, поэтому он проникся к капита­ну сочувствием.

— На поезд до Вологды я могу тебя посадить. Да только, думаю, тебе придется задержаться на пару дней доя выяснения обстоятельств кражи. Может, воров поймают, потребуется опознать.

— А ночевать на вокзале с мешочниками?

— Это ни к чему. Поселю тебя в нашу гостиницу в служебный номер.

Петренко был человек недоверчивый и осторож­ный, но он истосковался по собеседнику или собу­тыльнику, с которым можно говорить на одном язы­ке о вещах обоюдно интересных. В капитане он по­чувствовал родственную душу, а кроме того, тот был случайным персонажем, залетным гостем, который завтра отбудет в свою Вологду и забудет о пьяных раз­говорах.