Офицеры

Два года назад Ставр и Шуракен были направ­лены в Сантильяну по просьбе правительства рес­публики, обратившегося к «большому русскому дру­гу» с просьбой о предоставлении инструкторов и во­енных специалистов для «подготовки молодых сантильянцев к защите своей родины на основе чув­ства патриотизма». Реально спецы занимались обу­чением личной охраны президента Агильеры и под­готовкой универсального подразделения по борьбе с терроризмом. Также они принимали участие в спе­циальных боевых операциях, естественно, без доку­ментов и под псевдонимами, и по приказу своего шефа, полковника Ширяева, выполняли различные поручения.

Герхарда они захватили в составе диверсионной разведгруппы повстанцев, противников режима дик­татора Агильеры. Матерый наемник, в прошлом ари­стократ, окончивший Оксфорд, он был таким же ин­структором, военспецом, как и они сами. Так как его участие в этой грязной заварушке носило сугубо про­фессиональный характер, Ставр и Шуракен полага­ли, что, если Герхард не попадет в руки нацио­нальных гвардейцев, ему не грозит ничего, кроме вы­сылки из страны. Поэтому они не сдали его вместе с повстанцами, чем вызвали приступ бешенства у ме­стных вояк, которые, как всегда, засчитали себе ус­пех операции, проведенной русскими спецами. Они пожаловались брату президента, генералу Джошуа Агильере, занимающему пост верховного главноко­мандующего республики. Генерал примчался в бро­нированном белом «мерседесе» и устроил старшему

военному советнику Ширяеву скандал. Чтобы ути­хомирить его, Советник приказал расстрелять Гер­харда. Генерал Агильера тут же предоставил для этой цели боевиков-головорезов из своей охраны.

Герхард хладнокровно принял смерть.

— Надо иметь мужество рассмеяться, — сказал он.

Герхард нравился Ставру. С первого взгляда.он признал в нем брата по войне. Не этой конкретной войне, а войне для профессионалов, которая, как Ставр уже знал, останется с ним, пока он жив. Гер­хард мог бы стать лучшим его врагом, тем врагом, которым гордишься, с которым интересно поме­риться силой, в поединке с которым можно превзой­ти себя. И когда этот человек был предан и убит, Ставр взорвался.

Шуракен отнесся ко всему спокойнее. Во-пер­вых, он видел в Герхарде всего лишь наемника. Себя же Шуракен считал солдатом империи, защищаю­щим интересы державы там, где прикажут. Сейчас он воевал в Африке не потому, что хотел или искал приключений на свою задницу, как Герхард, а пото­му, что такова была служба. Герхард же был солдат удачи, из тех, кто мотается с войны на войну, ища наживы и приключений. В конце концов находят смерть. Умер он мужественно — этого Шуракен не мог не признать.

Ставр был в бешенстве. Война развязала ему руки, приучила к свободе действий. В такой ситуа­ции формальные отношения и подчиненность Со­ветнику могли оказаться слишком слабой уздой. Но чего бы Ставр с больной головы ни выкинул, он навредил бы только себе. Шуракен решил, что Ставру следует остудить голову, желательно где-нибудь по­дальше от Советника. Он запихнул друга в машину и заставил ехать на полевые занятия в лагерь Вигоро.

Отъезд получился красивый. Следом за «уази­ком» Ставра двинулся автобус, до отказа набитый черными парнями. Те, кто не поместился в салоне, устроились на крыше, над ними по ветру развевалось знамя, из динамиков неслась боевая песня. Ставр по­чувствовал, как сердце снова становится легким и ве­селым.

Теперь, оставив курсантов в лагере на попечение сержанта Шелумбы, Ставр возвращался в город. Проем лобового стекла «уазика» был заварен желез­ной решеткой. Стекло они с Шуракеном вынули, потому что стекла бликуют, по ним стреляют, и они покрываются трещинами, мешающими правильно воспринимать окружающую действительность.

Дорога круто пошла вниз. Ставр снял ногу с ак­селератора и перенес на тормоз. Играя сцеплением и тормозами, он мягко скатился на узкий козырек над озером, в которое с каменного уступа обруши­вался бешеный поток. Над водопадом, переливаясь, висела алмазная радуга. Озеро было сине-зеленое, цвета павлиньего глаза, и с такой чистой водой, что, бросив в него монету, можно, пока не надоест, сле­дить, как она, отблескивая серебром, опускается в бездонную глубину.

Миновав озеро, Ставр до предела снизил ско­рость и стал пристально рассматривать дорогу перед капотом. Здесь кончалась контролируемая гарнизо-

ном Вигоро часть дороги. Дальше можно было ждать чего угодно, и прежде всего — мин.

С каждым мгновением Ставру становилось все больше и больше не по себе. Он был один, а одино­чество обостряет интуицию и инстинкт самосохра­нения. Может быть, поэтому, когда он заметил змею, свернувшуюся клубком в колее, то почувствовац, что она неспроста там лежит. И, словно подтверждая его самые дурные предчувствия, мороз продрал по хреб­ту, а волосы под банданой взмокли.

Он ударил по тормозам.

Дверец у машины не было, Ставр с Шуракеном их ликвидировали, чтобы не мешали быстро сматы­ваться. Ставр просто перекинул ноги с педалей на землю. На осторожных, неестественно легких лапах он сделал несколько шагов вперед.