Офицеры

Сорокасемилетний худощавый и стройный муж­чина, темноволосый, с четким удлиненным лицом и коротким ястребиным носом, док Улдис исполнял свой долг полевого хирурга в Эфиопии, на Суэцком канале и бог знает где еще. Он принимал участие в ликвидации последствий нескольких ужаснувших мир катастроф и стихийных бедствий. В данный мо­мент он небрежно командовал парадом в санчасти русской колонии в Сантальяне. Это было все равно что оказаться в депо на запасных путях, если не ска­зать проще — в жопе. И так как большую часть вре­мени он проводил в бильярдной, то однажды Ставр поинтересовался, не утратил ли док навыки своего основного ремесла.

— При необходимости я вырублю и проопери­рую тебя в любой воронке от снаряда, — с характер­ным латышским акцентом сказал док Улдис.

Увидев появившихся в бильярдной спецов, он обрадовался.

— Для начала по двадцать долларов, — предло­жил он, — и я даю пять очков форы.

Пять очков форы нисколько не умаляли досто­инства Ставра и Шуракена, потому что в сравнении с доком оба играли одинаково плохо. Им недостава­ло опыта.

— И кого вы хотели перекатать? — спросил док Улдис, записывая себе первую игру. — Дока Улдиса хотели перекатать? Нет, мальчики, дока вам не пе­рекатать. Продолжим?

— Продолжим, но прежде зальем горючее в баки, — сказал Шуракен.

Он положил кий и двинулся в бар.

— Зайдите в санчасть, возьмите антибиотики, — сказал док Улдис, когда они со Ставром вышли из бильярдной следом за Шуракеном.

— Спасибо, еще не кончились.

— Очень плохо. Не боитесь вы, ребята, малярии, а зря не боитесь. Она ведь, как птичка, прилетит и сядет.

— Да ладно, док. Знаете, какой радиус дально­сти полета комара? Десять метров, мы с вертолет­чиками прикинули. Хрен ли ему летать дальше? Для переноса малярии он еще должен укусить кого-нибудь больного, а здесь, в резиденции, «ма-лярки» ни у кого нет. Получается, антибиотики зря жрать себе же хуже. А вот промедол, кстати, кон­чился.

— Что ты говоришь? И с чего он вдруг кончился? Не припомню, чтобы кто-нибудь из вас припол­зал ко мне с рваной шкурой.

— В последнем рейде один черный поймал трас­сирующую пулю, и трассер взорвался внутри. Пока мы его до госпиталя тащили, вкололи все, что было, пять доз.

— Ну с пяти доз вы его, надеюсь, вырубили?

— Не надо цинизма, док, — строго сказал Ставр. — Мы не употребляем наркотики. Это воп­рос выживания, сегодня я поймаю кайф, а завтра депрессуху. Руки у меня будут дрожать, глаз — тух­лый, и мне прострелят башку.

Шуракен шел впереди, и его спина перекрывала Ставру обзор большей части бара. Но в минуты опас­ности спецы понимали друг друга, как собаки, на те­лепатическим уровне. Поэтому, когда напрягся Шу­ракен, Ставр прежде ощутил, как рефлекторно на­пружинились его мускулы, а потом увидел генерала Агильеру.

Устрашающий, как черный смерч, который ло­мает и разрывает на куски все живое на пути, гене­рал двигался им навстречу. На нем был обычный тро­пический камуфляж, но голову венчала имперская фуражка с золотым гербом и роскошными галуна­ми. Под ней, как черная дыра, зияло эбонитовое лицо и неукротимой яростью горели зрачки. Вихрь ужаса, который он распространял вокруг, поднял си­девших в баре сантильянских офицеров, они вытя­нулись и оцепенели, выпучив на генерала фарфоро­вые белки.

Сквозь кровавую завесу, застилавшую глаза, ге­нерал Агильера не увидел никого, кроме Шуракена, который обозначался в пространстве бара как мону­мент.

Огромными шагами генерал преодолел разделяв­шую их дистанцию и, с ходу размахнувшись, двинул Шуракена в челюсть. Этот удар отправил бы в нока­ут любого, но Шуракен относился к той породе му­жиков, которые держат даже удар копытом. По се­мейным легендам, его прадед валил жеребца, схва­тив его за задние ноги.

В башке у Шуракена разлетелся сноп огненных искр. Он автоматически бросил руку к кобуре на по­ясе и рванул рукоятку «стечкина», отработанным движением скидывая его с предохранителя. Вороне­ный ствол глубоко въехал генералу в живот. От ужа­са Джошуа Агильере показалось, что кишки комом встали у него в горле.

На один миг натянутый как струна нерв или не­видимый проводник, находящийся под высоким на­пряжением, сковали генерала и Шуракена, связали в единое целое.

Все окаменели. Никто не мог бы их сейчас раз­вести.

Палец Шуракена надавил на спусковой крючок, выбрав весь запас свободного хода курка. Сходя с ума от невозможности кончить это дело, Шуракен резко опустил ствол и высадил всю обойму в пол под ноги генералу Агильере.

Генерал подпрыгнул непристойно, как обезьяна, с полусогнутыми коленями.

На звук выстрелов в бар ворвались «ягуары», оставшиеся за дверью, так как клуб был для них запретной территорией. При виде них Ставр выхватил пистолет. Но «ягуары» не стали стрелять, они схватили своего хозяина, прикрывая собственными телами, утащили из бара и затолкали в «мерседес».

— Е-мое, он дал мне по морде, — с искренним недоумением сказал Шуракен.

— Вот теперь мы по уши влипли в дерьмо, — констатировал факт Ставр.