Огарок свечи для грешников (СИ)

Все трое оглядели трехэтажное здание бывшего общежития, стены которого были абсолютно черными от копоти. Оно выглядело как обычная постройка советских времен: четыре голые стены, крыша и пустые глазницы окон. Здание безо всяких излишеств, словно пустая кирпичная коробка. Но что-то было в нем отталкивающе пугающее. Быть может, ветер гулко завывал через оконные проемы, поросшие мхом поверх угольно-черной сажи. Или острые пики покрытого многолетней ржавчиной металлического забора, которые, как ни странно, до сих пор не растащили по пунктам приема цветмета, устрашали своим неприступным видом. А может, деревянная сгнившая дверь, болтавшаяся на одной петле, скрипела так пронзительно, что у впечатлительной Весты бежали мурашки по телу. Одним словом, даже в отреставрированное и переделанное под офис это здание ей бы войти совсем не хотелось.

– Уезжаем, – неожиданно для самой себя скомандовала она. – Я сама напишу отчет о том, что эту развалину проще снести, чем отремонтировать.

– Где ты цифры возьмешь? – спросил Вадим, снова потянувшись правой рукой поправить галстук. Вспомнив о том, что он сейчас в рабочей одежде, он просто подтянул шнурок на капюшоне. – Черт с ним, с выговором от Игнатова, а если он премии меня лишит? Ты мне выплатишь её из собственного кармана?

– Придумаю что-нибудь, – на высокой ноте ответила она, давая понять, что не терпит возражений, – Ты за деньги мать родную готов продать.

– У всего есть цена. Всё в этом мире продается и покупается. И я просто тот, кто находится с финансами «на короткой ноге», – ответил он всё тем же спокойным тоном, который был так омерзителен Весте.

– Твой ценник где? – спросила она, слегка приподняв правую бровь.

– Три черные зарплаты плюс премия каждый месяц в течение года, тогда я готов ехать обратно без замеров, – ответил Вадим ни на секунду не задумавшись, словно готовил ответ заранее.

Веста сжала губы и вплотную приблизилась к своему скользкому коллеге.

– Жалкая дешевка, – выплюнула она ему в лицо ругательство, почти ткнув указательным пальцем в его широкий нос.

– А я согласен с Вадимом, – подал голос Крис, чтобы немного разрядить обстановку. – Проще снять цифры, чем придумывать. Мало ли, что не сойдется, Игнатов нас еще раз на этот объект отправит и заставит всё прошерстить под его руководством. Тут дел-то, по сути, на час. Если ты боишься сажи и копоти, можешь подождать нас в машине.

Веста почувствовала, что начинает закипать.

– Дорогие мои, – с сарказмом произнесла она, – вы сами не видите, что эта развалина простояла тут на открытом воздухе десятки лет? От неё крепким остался только фундамент, за который я тоже не готова поручиться. Можете писать какие угодно цифры, я не поставлю свою подпись в отчете, если вы признаете общагу пригодной для реставрации. Когда однажды под вами провалится пол, это будет на вашей совести. И после больничного вы еще и выплатите фирме до копейки все неустойки. Всё понятно?

Она надменно вскинула брови и отправилась в сторону отъехавшей «пятерки».

– Стерва, – вздохнул Крис.

– Зато красивая какая, – ответил Вадим. – Ей бы мужика достойного. Она бы у меня дома по струнке ходила.

– Она бы тебя дома по струнке ходить заставила!

Мужчины рассмеялись и поднялись по бетонным ступеням на первый этаж.

* * *

Веста присела на скамейку за забором и обиженно вздохнула. Она не любила, когда кто-то имел наглость идти поперек её воли. А особенно не любила, когда у её подчиненных появлялось собственное мнение. Она была уверена, что все, у кого в загашнике имеется хоть капля мозгов и здравого смысла – уже открыли собственные ИП и работают на себя. Все остальные – биомасса, которая должна слушаться таких индивидуумов, как она.

Сейчас Веста сложила бантиком подкачанные губы и нервно постукивала длинным ногтем со свежим маникюром по фирменному планшету, в котором время от времени делала пометки, связанные с работой. Такое положение вещей откровенно её не устраивало.

Внезапно вспомнились все страшные истории, которые были связаны с этим местом. В детстве дворовые ребята рассказывали, что где-то за городом стоит сгоревшая психбольница, откуда нет выхода. Войти в неё может абсолютно любой человек, потому что в ней нет ни окон, ни дверей. Но изнутри она выглядит совсем иначе. На окнах стоят решетки, а железные двери запираются на огромный засов, ключи от которого имеются только у главного врача, который был на выезде в то время, когда один из помешавшихся поджег больницу. Пожар не начали тушить сразу, поэтому он мгновенно расползся по всем трем этажам. Все люди, находившиеся в это время внутри, сгорели, словно в консервной банке, потому что запасные ключи не были предусмотрены регламентом лечебницы.