Огарок во тьме. Моя жизнь в науке

В 1976 году, когда в книге “Эгоистичный ген” я вводил понятие об универсальном дарвинизме, какие можно было привести примеры репликаторов, обладающих такой властью, – гипотетических альтернатив ДНК? Сгодились бы компьютерные вирусы, но тогда они лишь зарождались в чьем-то нечистом уме, и даже если бы я задумался о них, я бы не хотел рекламировать такое. Я упомянул возможность существования чуждых нам репликаторов на иных планетах и продолжил:

Но надо ли нам отправляться в далекие миры в поисках репликаторов иного типа и, следовательно, иных типов эволюции? Мне думается, что репликатор нового типа недавно возник именно на нашей планете. Пока он находится в детском возрасте, еще неуклюже барахтается в своем первичном бульоне, но эволюционирует с такой скоростью, что оставляет старый добрый ген далеко позади.

Культурная эволюция действительно движется на порядки быстрее генетической. Но я бы забежал вперед, если бы предположил, что культурной эволюцией мы обязаны естественному отбору мемов. Может быть и так, но это было бы более смелым утверждением, чем то, что я намеревался сделать. Например, эволюция языка явно больше обязана дрейфу (меметическому дрейфу), чем любому подобию отбора. Дальше я ввел сам термин:

Новый бульон – это бульон человеческой культуры. Нам необходимо имя для нового репликатора, существительное, которое отражало бы идею о единице передачи культурного наследия или о единице имитации. От подходящего греческого корня получается слово “мимема”, но мне хочется, чтобы слово было односложным, как и “ген”. Я надеюсь, что мои получившие классическое образование друзья простят мне, если я сокращу слово “мимема” до “мем”. Можно также связать его с “мемориалом”, “меморандумом” или с французским словом même [тот же; такой же; одинаковый].

Гены отбираются по взаимной совместимости – то же самое в принципе может происходить и с мемами. В обширной литературе по меметике устоялось слово “мемплекс” – от “комплекс мемов”. В книге “Эгоистичный ген” я возвращался к представлению о сотрудничающих комплексах генов (и употреблял выражение “эволюционно стабильный набор генов”), а затем вводил условную параллель с мемами:

В процессе эволюции в генофонде хищных животных возникли комбинации, детерминирующие соответствующие друг другу зубы, когти, пищеварительный тракт и органы чувств, а в генофондах растительноядных животных сложился иной стабильный набор признаков. Происходит ли что-либо аналогичное в мемофондах? Соединяется ли, скажем, данный хороший мем с какими-то другими мемами и способствует ли такая ассоциация выживанию участвующих в ней мемов? Вероятно, мы могли бы рассматривать церковь с ее архитектурой, обрядами, законами, музыкой, изобразительным искусством и письменной традицией как коадаптированный стабильный набор мемов, взаимно поддерживающих друг друга.

А вот еще одна любопытная возможность: если признать, что мемы, как и гены, могут подвергаться естественному отбору, то взаимно совместимые комплексы мемов и генов могут получать преимущество вместе, каждый – в своей сфере отбора. То есть если “Генетическая книга мертвых” – это описание сред, в которых жили предки, отчего бы в предковую среду обитания генов не включить также мемы предков? Разве социальные практики предков, их религии, брачные обряды и способы ведения войны не составляли важную часть миров, в которых выживали гены предков? И наоборот.