Читаем Огюст Бланки полностью

— Я не принадлежу к тем, которые утверждают, что прогресс человечества независим от воли людей. Я убежден, напротив, что зло не фатально, а является результатом сознательной деятельности. Зло, даже побежденное, может возродиться снова. Нет, фатального хода вещей не существует, иначе историю человечества, записываемую ежечасно, можно бы написать всю заранее.

Итак, Бланки не признает существования объективных, независимых от воли людей законов развития человечества. Миром правят разум, мысль, воля человека. Иначе говоря, Бланки оставался историческим идеалистом. Но в основном в беседах с Теофилом Сильвестром речь шла о событиях недавней французской истории, начиная с июльской революции 1830 года. Бланки высказывал свои соображения о многих явлениях, даже о своем конфликте с Барбесом. По мнению Бланки, Барбес принимал участие в революционном движении исключительно из-за своего тщеславия, но серьезно рисковать собой он не собирался. Но именно из-за Бланки он подвергся страшной опасности. После первого годичного тюремного заключения за участие в «пороховом заговоре» Барбес решил больше в тюрьму не попадать. Поэтому он пытался уклониться от вооруженного восстания 12 мая 1839 года. Но Бланки не позволил ему этого.

— Я вызвал Барбеса, — говорил Бланки. — Он явился, и вы знаете, что это путешествие, инициатором которого был я, чуть не стоило ему головы. Этого он не мог простить мне никогда. Раньше мне никогда не приходило в голову подобное объяснение. Но теперь я лучше знаю человеческое сердце, чтобы быть уверенным в правоте сказанного.

Бланки действительно прав в данном случае, хотя в загадку дела Ташеро это вносит недостаточно ясности. Когда другой журналист, Шерер-Кастнер, также сидевший в Сент-Пелажи вместе с Бланки, попытался задавать ему вопросы в связи с этим щекотливым делом, то Бланки отказался входить в подробности.

Но все это не имеет прямого отношения к той главной задаче, которую поставил перед собой Бланки, вернувшись из тюрьмы, — к поискам новых единомышленников, сторонников. Без этого невозможно было и думать о восстановлении в какой-либо форме французской подлинно революционной организации. До начала 1863 года все его попытки в этом направлении не давали успеха. В беседах с политическими заключенными в Сент-Пелажи главным образом Бланки и занимался прощупыванием возможности привлечения к своему делу новых людей. Но большинство их не проявляло желания следовать за Бланки. По мнению Гюстава Жеффруа, это происходило потому, что люди самостоятельные и зрелые не хотели подчиниться безоговорочно влиянию и власти Бланки: «Он слишком подавлял их личности, хотел сделать из них, как в тайных обществах, послушное оружие в своих руках, учеников, согласных действовать, не зная конечных планов наставника. Большинство, конечно, не соглашались на такую роль без возражений и споров».

Естественно, что с превосходством Бланки, с его ролью наставника, руководителя охотнее и проще соглашалась молодежь. Собственно, очень многие молодые французы с революционными наклонностями настойчиво сами искали авторитетов, которым они могли бы довериться, идти за ними. Бланки, с его ставшей уже легендарной биографией, оказался для них крайне привлекательной фигурой. К нему шли особенно охотно, поскольку никто другой столь ярко и очевидно не воплощал в себе революционного действия. Первым и особенно ценным соратником Бланки оказался двадцатидвухлетний студент-юрист Гюстав Тридон, сын богатого землевладельца. Его посадили в Сент-Пелажи на полгода за статьи в газете «Ле Травай». Тридон проповедовал идеи Прудона, но явная антиреволюционность этого учителя уже давно вызывала его сомнения. Когда он узнал, что Бланки находится в Сент-Пелажи, он прямо пришел в камеру к Старику. Молодой человек понравился Бланки, и он стал откровенно излагать ему свои планы. Тридон воодушевился и сразу стал пылким бланкистом. Он привел к Бланки Фердинанда Толе, студента и журналиста, Жермена Касса, студента-юриста и основателя газеты «Ле Травай». В окружении Бланки появляются также Артур Ранк, будущий известный журналист, друг Тридона студент-юрист Эжен Прото. Каждый новичок, проникаясь доверием к Бланки, становился посредником, который вербовал среди своих друзей новых бланкистов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное