Огюст Бланки

События в Руане потрясли сознание многих республиканцев в Париже. Буржуазная республика сбрасывала демократическую маску февральских дней. Сильнее и ярче всех Бланки выразил свой протест против бойни в Руане. Он написал воззвание, которое было одобрено 3 мая его Центральным республиканским обществом. Он разоблачал кровавую расправу над восставшими в Руане как заранее подготовленную «Варфоломеевскую ночь» для рабочих. Бланки видел в Руане реставрацию жестоких расправ, применявшихся при Луи-Филиппе. В довершение сходства оказалось, что беспощадное судебное преследование участников восстания, осужденных на каторгу и тюрьму, проводилось под руководством того самого Франк-Каррэ, который выступал обвинителем на процессе Бланки по делу 12 мая 1839 года. Указывая на ответственность Временного правительства за кровавую бойню в Руане, Бланки требовал: «Сотрите же, сотрите с ваших зданий эту ненавистную ложь из трех слов, которые вы только что начертали на них: Свобода, Равенство, Братство!» В заключение Бланки настаивал на выводе из Парижа войск, которые буржуа призывали использовать против рабочих Парижа. Бланки предупреждал, что готовится «Варфоломеевская ночь» и для столичных рабочих. Вскоре это пророчество подтверждается самым ужасным образом. Воззвание было отпечатано в форме афиши и расклеено на стенах парижских домов. Но кто мог прочитать гневный призыв Бланки, если полиция получила приказ сдирать со стен эти афиши?

Обстановка между тем с каждым днем осложнялась. Буржуазия явно стремилась взять реванш за уступки, которые рабочие вырвали в феврале. Странную роль при этом играет польский вопрос. В захваченных Пруссией и Австрией районах Польши вспыхнуло восстание, которое жестоко подавили прусские и австрийские войска. Во Франции поднялась волна симпатии к полякам, тем более что в Париже было много польских эмигрантов. Учредительное собрание решило обсудить 15 мая польский вопрос. Клубы призвали устроить в этот день массовую демонстрацию. Заговорили о войне за свободу Польши.

Но вожди демократических клубов заняли сдержанную позицию. Особенно Бланки, а также Распай, Кабэ, Прудон и Барбес. Бланки отчетливо понимал нелепость ситуации, при которой сентиментальный порыв заслонял жгучие французские проблемы: дезорганизацию экономики, катастрофическое ухудшение жизни трудящихся, происки правых. Он с тревогой думал: а не размахивают ли польским флагом лишь для того, чтобы нанести удар левым еще более сильный, чем 16 апреля? Слишком все это отдавало провокацией.

К тому же уже не было Временного правительства, где хотя бы символически сидели социалисты. Учредительное собрание заменило его Исполнительной комиссией в составе Ламартина, Гарнье-Пажеса, Мари и Ледрю-Роллена. Ни Луи Блана, ни Альбера в нее не включили. Когда Луи Блан как депутат потребовал создания министерства труда и прогресса, то собрание с подчеркнутым презрением, издевкой отвергло предложение. Реакционное собрание цвно стремилось поскорее ликвидировать демократические завоевания революции.

А в Центральном республиканском обществе кипели страсти из-за Польши. Только Бланки сохранял хладнокровие, не испытывая увлечения сомнительным польским лозунгом при забвении собственных забот. Но он вынужден следовать за большинством, чтобы не остаться в одиночестве. Бланки уступает:

— Вы хотите идти на демонстрацию? Хорошо, пойдем, но давайте воздерживаться от глупостей.

15 мая Бланки идет вместе со своим клубом, но отнюдь не во главе его. Манифестанты собрались на площади Бастилии и двинулись к площади Конкорд. Это было внушительное зрелище — скопление примерно 50 тысяч человек. Среди них много иностранцев, поляки в национальных костюмах.

Демонстрацией заправлял весьма подозрительный тип Жозеф Собрие, связанный с Ледрю-Ролленом и Коссидь-ером и являвшийся, без сомнения, их подручным. Вторым был известный нам по Мон-Сен-Мишель Юбер, личность, внушавшая сомнения многим. Его не зря считали помешанным, хотя другие видели в нем симулянта-провокато-ра. В 1849 году достоверно выяснились его связи с полицией. Забегая вперед, отметим, что после провала 15 мая он был арестован вместе с другими вожаками, но быстро отпущен. Впоследствии он вдруг стал жить на широкую ногу. Откуда у него появилось состояние? Однако 15 мая он шумел больше всех.