Оглянись на бегу

Полли. Двадцать лет понадобилось Александеру, чтобы понять: ее беззаветная любовь для него всего лишь возмещала недостаток любви материнской. Когда он это понял, Маргарет уже не было на свете, а супружеское ложе покрылось толстым слоем пыли. Милая глупенькая женушка со своим обожанием изрядно ему надоела. Он повзрослел и избавился от иллюзий: воображаемому уюту домашнего очага он предпочитал яростное в своей реальности физическое наслаждение. Так он начал обманывать Полли. Он был хорошим актером: она ничего не замечала.

Решение мужа развестись с ней грянуло словно гром с ясного неба. Она умоляла и угрожала: она устраивала сцены ревности и пыталась удержать его ласками. В горе, в потрясении она стала почти красива, а в борьбе за мужа – почти сексуальна. Александер едва не изменил своего решения. Но все-таки настоял на своем – и не жалел об этом.

Но сегодня все изменится. Он стоит у дверей Полли; в руках у него рождественский подарок. Сейчас он войдет и начнет унижаться перед ней, вымаливая прощение, упрашивая, чтобы она разрешила ему вернуться. Оказывается, не так просто на это решиться.

– …Полли, у тебя прекрасная елка! – Он приблизился к лохматому чудовищу, увешанному игрушками. Лучше уж смотреть на елку, чем в страдальческое лицо жены. – Право, не знаю, как тебе это удается. Год от года – все лучше и лучше. А эта – красивей всех.

– У меня много свободного времени. Я ведь не работаю, как другие женщины. И у меня нет…

Полли вовремя прикусила язык. Чуть было не сказала, что у нее нет мужа, а дочь живет своей жизнью. Не на кого готовить, стирать, убирать… Но психоаналитик однажды сказал ей, что Александер не из тех, кого можно растрогать жалобами. И Полли с этим согласилась. Она улыбнулась – широко, но не слишком весело, затем, не зная, куда девать глаза, уставилась в чашку, словно хотела прочесть свою судьбу по кофейной гуще, и наконец сделала то, на что и во время их семейной жизни решалась нечасто, – взглянула Александеру в лицо.

– Александер, не надо со мной играть. Ты же знаешь, ради тебя я готова мир перевернуть. Я не могу тебя ненавидеть. Я тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить. А теперь скажи, зачем ты пришел.

Александер прикрыл глаза тяжелыми веками, чтобы Полли не заметила сверкнувшего в них циничного удовлетворения. Бедняжка Полли! Знала бы она, в какие игры он играет! Но Полли никогда не поймет его целей. И притворяться она не умеет. Чтобы безукоризненно сыграть свою роль, она должна верить в его искренность. Александер поднял глаза: в них не отражалось ничего, кроме любви и преданности. Такой язык Полли поймет.

– Хорошо, Полли. Не буду тянуть и мучить тебя. – Он засунул руки в карманы и ровно в три больших шага очутился возле нее. – Я пришел сказать тебе, что не хочу развода. Я знаю, что поступил с тобой жестоко. Знаю, что ты винишь в этом себя, но это неправда. Ты ни в чем не виновата и не заслужила такого обращения.

Александер отвернулся, словно стыдясь той боли, которую ей причинил. На самом-то деле он уже лет пятнадцать вовсе не думал о чувствах жены. Он подошел к камину; там висели чулки, приготовленные для Санта-Клауса. Александер нежно погладил чулок. Хороший жест, подумал он. Надо запомнить.

– Знаешь, это приходит с возрастом. Чувствуешь, что жизнь твоя перевалила за половину, и в голову закрадывается мысль: что, если не все еще потеряно? Что, если расправить крылья и начать заново – да так, чтоб никто не путался под ногами? А потом приходит отрезвление…

Александер повернулся к елке, словно пытался разглядеть в лабиринте пушистых ветвей свой путь домой. На самом деле он смотрел на свое отражение в золотистом шаре. Отличное лицо. Полная искренность. Александер вздохнул. Все слишком просто – даже неинтересно.

– Думаю, все мужчины через это проходят.

Александер покачал головой и невесело рассмеялся. Уголком глаза он заметил, что Полли сидит, насупившись, повесив голову. Настало время решающего удара. Он склонился над ней и прошептал то, что она так хотела услышать:

– Я знаю, мне нет прощения. Если бы я мог вернуть время назад… – Он тоже опустил голову – гордый человек, признающий свою ошибку. – Прости меня, Полли. Мне так совестно… так жаль…

Наступило молчание – только в углу старомодный проигрыватель терзал «Колокольный звон». Наконец иголка соскочила с бороздки. Полли встала, выключила проигрыватель, выпавший из жизни, как и его хозяйка, и вернулась к мужу.

Она подошла совсем близко и заглянула ему в лицо. Но поняла, что совершила ошибку: ее победа – его поражение, и не стоит усугублять его муки. Ему поможет только доброта. Доброта и терпение. Ему есть чего стыдиться, но она никогда ничего не поставит ему в укор. Полли Грант лучше своего мужа – добрее, благороднее; значит, он без нее пропадет. Всю его вину, и боль, и стыд она примет на себя. Полли Грант думала о том, сколько ей пришлось вынести, и сердце ее радостно билось. Она живет ради него. Ради него она готова страдать.