Оглянись на пороге

— Мы ведь с ней говорили, — с неожиданно горькой интонацией сказала Алла. — Буквально вчера. И я думаю: может, она права? Может, им лучше разойтись? Они еще молодые, смогут найти себе кого-нибудь.

— Кого, например? — зло сказал Николай. — Что это еще за формулировка: «кто-нибудь»? Нам «кто-нибудь» в семье не нужен!

— Да-да, — холодно произнесла Алла. — Ты сейчас прямо как твоя мамаша говоришь. Ей тоже «кто-нибудь» в семье был не нужен. И я это семнадцать лет терпела.

Этой ледяной фразой она как-то невероятно ловко умыла обоих. Николай и Ольга пристыженно замолчали, думая каждый о своем. Супруг, возможно, вспоминал свою прошлую и, судя по всему, не слишком счастливую жизнь под крылом властной мамаши. Гостья же думала, что такой поворот событий ей совсем не нравится, и уж она точно не готова терпеть в своем доме «кого-нибудь», вроде этой белобрысой проститутки Натальи.

— Нам-то что делать? — взмолилась она. Николай понуро пожал плечами, Алла криво улыбнулась, но в уголке глаза блеснуло что-то вроде слезинки.

— Да ничего. Все рано или поздно утрясется. Будем ждать.

Ждать?

Ольга демонстративно отодвинула от себя чашку и поднялась.

— Вы как хотите, — ядовито сказала она. — А я ждать не намерена. Не для того сына рожала, чтобы смотреть, как он мучается. И костьми лягу, а сделаю все, чтобы Сережа жил как человек.

Николай что-то торопливо говорил вслед, но она уже не слушала, выбежав в прихожую. Сорвав пальто с вешалки, ринулась прочь из квартиры и вылетела в снежную круговерть, злая и несчастная. Голову распирала тупая боль, растекающаяся слабостью по всему телу, а холодный снег сыпался с потерявшего обморочную глубину неба и яростно бил в лицо.

После Вериного скандала и жалкой демонстративной попытки суицида Ирина была сама не своя. Как ни заслонял ее Димка, она успела углядеть рубиновые капли крови и брошенный в угол нож, с которого натекла крохотная лужица. Из клуба вышла на деревянных ногах, а уже дома, вцепившись в парня, долго всхлипывала, боясь отпустить хоть на минуту. Все ей казалось, что эта сумасшедшая ворвется в спальню и, криво усмехаясь, начнет полосовать вены на здоровой руке. Ночью Ирине не спалось. Она вставала, курила у окна сигарету за сигаретой, снова ложилась, стараясь не потревожить спящего Диму, на которого эта кутерьма никак не подействовала, и все подсовывала под него холодные ноги.

Он все-таки проснулся, повернулся и посмотрел сонным взглядом.

— Ты что не спишь?

— Не знаю. Ты спи, спи…

— Ладно, — буркнул он и прижал ее руки к своей груди. — Холодные какие…

— Дим?..

— М-м?

— Зачем она так?

— М-м?

— Вера. Зачем она это сделала? Это же… глупость какая-то, резать вены столовым ножом. Они ведь тупые, сразу ясно, что ничего не выйдет.

Дима вздохнул, выпустил руки и завозился, поворачиваясь к ней лицом.

— Ир, это все показуха, понимаешь? На дурачков рассчитанная, на публику. Эпатажно. Что может привлечь внимание? Кровь и сиськи. Сиськи у нее не так чтоб очень, потому выбрала кровь. Ты же понимаешь, что человек, всерьез желающий покончить с собой, не станет делать это так демонстративно. Он пойдет домой, откроет воду, ляжет в ванну и закончит дело там, в тишине, чтобы никто не мешал.

— Ты так говоришь, будто знаешь, как это — убивать себя, — содрогнулась Ирина. Тот криво усмехнулся и поднес к ее глазам руку.

— Знаю. Пробовал. Давно, еще в школе.

— О господи…

— Да ладно. Дичь была пацанячья. Думал — по большой любви. Училась у нас одна такая, вся из себя, на меня — ноль внимания, только хихикала да отворачивалась. Ну, я терпел, терпел, а потом думаю: не могу больше! Взял бритву отцовскую, набрал полную ванну и — чик по венам.

Давно заросшую рану она в полумраке так и не увидела, но схватила руку и стала вслепую целовать.

— Больно было?

— Больно? Ну, так, терпимо. Кровь сразу полилась, вода стала красная. Я полежал пару минут, а потом испугался. Перевязал как мог и в больницу побежал, сказал, что в гараже порезался. Мать потом ругала и даже по башке надавала, чтоб осторожнее был.

— А она? — осторожно поинтересовалась Ирина. — Та девочка?

— А она так и не узнала. Но я после того на нее совсем другими глазами стал смотреть. Решил: не стоит того, чтобы за нее умирать. И вообще, так жить захотелось…

Ирина перевернулась на другой бок, прижавшись к Диме спиной.

— Я тоже как-то умирала. Это после премьеры «Жизели» было. Тогда так получилось, что меня на главную роль назначили. Волновалась жутко, такая ответственность. В общем, загнала я себя репетициями, да еще меня уронили на поддержке. Боли были дикие в спине, но я терпела. Мне так хотелось выйти в «Лебедином озере», до судорог. Света белого не видела, и, знаешь, наверное, еще тогда семейная жизнь пошла наперекосяк, потому что ничего не хотела замечать. В общем, после премьеры в больницу попала и там поняла, что никогда мне уже не быть Одеттой. Так и буду до тридцати шести плясать у воды, помахивая розочкой. И тогда все у меня оборвалось…

Она замолчала, сглотнув подступивший к горлу комок.