Огненная дуга

И все-таки после этих разговоров он почувствовал воздух страны, снова ощутил себя другом маленького смелого народа мореходов и открывателей, предки которых за четыреста лет до Колумба добрались до Америки и назвали ее «Виноградной страной»…

Днем лодка шла под перископом. Как ни трудно было дышать от запаха соляра, перегретого воздуха, Толубеев терпеливо занимался норвежским или, улегшись с закрытыми глазами на предоставленной ему койке механика, повторял про себя «легенду». Еще хорошо, что ему не переменили ни фамилию, ни факты его биографии. Он должен был обращаться к своим прежним друзьям именно как инженер Толубеев, который был в их стране, работал плечом к плечу и которого разлучила с ними только война.

С наступлением темноты лодка всплывала. К Толубееву являлся помощник командира и приглашал наверх, в боевую рубку. По-видимому, Кристианс предупредил помощника, что пассажир лодки только что из госпиталя, что переход для него будет труден. Толубеев надевал тяжелое кожаное пальто с капюшоном, шапку-ушанку, карабкался по узкой лесенке в горловине люка и выбирался наверх.

Последнюю ночь лодка шла под перископом. Толубеев попросился из любопытства на центральный пост и с удивлением увидел через перископ далекие огни берега. Ему, отвыкшему за годы войны от ночного света, видение это показалось удивительным.

Но тут шефствовавший над новичком помощник командира попросил его приготовиться к высадке. Толубеев вернулся в свою каюту.

Он переоделся согласно инструкции: две пары шерстяного белья, брезентовые брюки, грубошерстный свитер, куртка-штормовка, вязаный берет. В брезентовом рюкзаке, который он взял с собой, был тот, еще московский, костюм, белье и сорочки: все эти вещи были сделаны в Норвегии и носили знаки норвежских портных. Туда же он сунул обе бритвы.

Бумаги и книги он упаковал в заранее приготовленный резиновый мешок и передал их на хранение помощнику командира. Тот придирчиво оглядел его.

— Бледность вполне приличная. Худоба тоже. Сразу видно, что вы побывали в немецком лагере…

Послышался тихий шум продуваемых цистерн. Лодка всплывала. Помощник командира крепко обнял Толубеева и поцеловал его. Сказал почему-то шепотом:

— Ну, ни пуха ни пера…

— К черту, к черту… — пробормотал растроганный Толубеев.

Что-то резко стукнуло по борту подводной лодки, затем послышалось мягкое шуршанье. Помощник командира сказал:

— Пора!

Толубеев выбрался из люка. В опасной темноте, пробитой только гвоздиками звезд, из которых самыми яркими были Полярная и созвездие Большой Медведицы, все слышалось шуршанье дерева по металлу. Толубеева взяли за руку и подвели к навесному штормтрапу с веревочными ступенями. Прямо под собой он увидел, скорее даже почувствовал, палубу рыбачьего суденышка, елозившего кранцами из отработавших автомобильных шин по металлу. Снизу к нему протянулись другие руки, и он отдался в их власть.

Его осторожно поставили на шаткую палубу. Звякнул железный наконечник шеста, и рыбачье суденышко медленно отодвинулось от металлического борта. И сразу зарокотал судовой мотор, а все, что связывало еще Толубеева с родиной, — тень человека над морем, тень корпуса лодки, тени надстроек — все стало проваливаться в глубину и как-то мгновенно растаяло. В это время Толубеева подтолкнули осторожно вперед, колыхнулась дверь каюты, ударил в лицо яркий, как показалось Толубееву, свет, и он оказался в тесном закутке с подвесными койками, со столом, и перед ним стоял человек, протягивавший руку и произносивший первые для Толубеева за три года норвежские слова:

— Шкипер рыбацкого яла «Маргит». Меня зовут Рон Иверсен.

Толубеев покачнулся, не столько от волны, бросившей суденышко, сколько от неожиданности. «Легенду» он помнил назубок, но никогда не мог представить себе, что порой легенды становятся былью.

— Рад встретиться с вами! — сказал он по-норвежски.

Рон Иверсен подозрительно взглянул на него:

— Вы ожидали увидеть другого человека?

Темное, продубленное ветром и солью лицо его напряглось, сильные руки уцепились за борт подвесной койки так, словно он собирался сорвать ее с места. Толубеев осторожно ответил:

— Мне назвали ваше имя, но сказали, что я увижу вас уже в Норвегии, в Альтене.

— А! — рыбак вздохнул полной грудью, помолчал. — Вас должен был встречать Август Ранссон, но три дня назад его суденышко обстреляли с немецкого сторожевика. Сейчас Ранссон в больнице. Наш радист принял сообщение об этом несчастье. Но Скрытая Дорога должна существовать, хотя кондукторов иногда и убивают. Иначе немцы и в самом деле возомнят себя хозяевами Норвегии!

— Скрытая Дорога?

— Так в нашем Сопротивлении называют путь, по которому перебрасывают заподозренных бойцов и бежавших советских и английских военнопленных в нейтральные страны. Поэтому я здесь.

Он оглядел своего пассажира, цеплявшегося за стенку, сказал другим тоном:

— Садитесь, пожалуйста! Я вижу, вы очень устали.