Но в этом месте не было той безнадежности, той грязи, которые были так характерны для гетто, которых ему уже доводилось видеть. Здания были чистыми и содержались в порядке, и не было той вони, что присутствовала на прочих городских улицах.
Все дома казались похожими как две капли воды, но Эдуар уверенно направился прямо в центр гетто, к одному конкретному дому. Там он спешился и постучал в дверь.
Поскольку в окнах света не было, Люк предположил, что все обитатели дома спят, но дверь отворилась почти мгновенно. Внутри было темно, и в руках у хозяина был лишь тусклый огарок свечи. Поэтому в полутьме он показался огромной тенью, могучим лохматым зверем, по сравнению с которым Эдуар выглядел как гном. Он не произнес ни слова, но нетерпеливо махнул рукой, приглашая войти.
Эдуар, в свою очередь, махнул Люку, который слез с лошади, испытывая одновременно любопытство и ужас. Хозяин провел их через переднюю комнату, в которой еще сохранялся запах ужина – какого-то блюда, приготовленного с незнакомыми, но приятными специями. А еще пахло не вином с пряностями, а кислым пивом. А поверх этих запахов слышался тонкий аромат ладана, с которым Люку не приходилось встречаться нигде, кроме кафедрального собора.
Он услышал дыхание спящих детей и при слабом свете свечи поймал подозрительный взгляд женщины. Когда они прошли во внутреннюю комнату, хозяин закрыл за ними дверь.
Эта комната поначалу была темной. Она не была освещена, и ставни были закрыты. Но как только дверь закрылась, Эдуар вынул из-под плаща подарок: несколько длинных тонких свечей и фляжку с маслом.
Глубоким мелодичным голосом хозяин произнес:
– Благодарю тебя, Эдуар. Это облегчит нашу задачу.
Он отложил все в сторону, оставив одну свечу. Потом поднес к ней затухающий огонек, который держал в руке. Сумрак, скрывавший его лицо, начал рассеиваться, а когда он наполнил маслом из фляжки лампу и зажег ее, Люк наконец увидел его во всей красе: это был широкоплечий и горбоносый человек, скорее не человек, а медведь, с совершенно необыкновенными полосами, которые струились по его спине волнами цвета слоновой кости, железа и черного дерева и были толстыми и курчавыми, как зимняя шкура у овцы. Волосами, которые струились и с его лица столь длинной бородой, что она была завязана у него на поясе, а то он бы об нее спотыкался. Она спускалась толстыми прядями, как волосы девушки с только что расплетенными косами. Волосами, которые на длину целого пальца спускались с его бровей, почти совсем закрывая глаза.
И когда Люк заметил на затылке у незнакомца маленькую черную шапочку и увидел пришпиленный к его темному платью желтый войлочный круг, обозначавший, что перед вами – еврей, Люк был озадачен. Согласно учению Церкви (хотя он и не особенно доверял этому учреждению), евреи были худшими из еретиков, и общение с ними могло стать поводом для допроса со стороны инквизиции. Для чего же дядя привел его в такое опасное место?
Но Эдуар поднес дряхлую руку старого еврея к губам и поцеловал ее с видимым почтением.
– Ребе, ребе, я привел к вам своего племянника, Люка.
Старик отмахнулся от знаков почтения как от совершенно излишних и склонился к Люку:
– Наконец, наконец! Ну здравствуй, Люк! Я – Жакоб.
Около года его наставником был Жакоб, и все это время Эдуар запрещал ему всякие контакты с родителями, даже на Пасху.
– Ты не можешь их видеть, – мрачно сказал ему Эдуар. – И особенно свою матушку.
– Но почему? – спрашивал Люк снова и снова. И всегда следовал один и тот же ответ, который совсем не удовлетворял его:
– Потому что твоя мать связана со злом, которое угрожает тебе, твоей будущей возлюбленной и всей расе. Для тебя быть с ней, предстать перед ней – это то же самое, что предстать перед врагом.
– Но Жакоб может защитить меня, – возразил как-то Люк. – И вы, и Жакоб. И ничего со мной не случится…
– Люк, ты должен понять… – Эдуар вздохнул. – Твой враг чрезвычайно могуществен, а мы с Жакобом слишком боимся за тебя, чтобы уповать на свои куда более слабые способности защитить тебя. Посмотри на свою бедную матушку – на то «добро», что я сделал для нее.
И он опустил голову, охваченный таким стыдом и печалью, что Люк положил руку ему на плечо, надеясь его успокоить.
Наконец Эдуар взял себя в руки и сказал:
– Придет время, Люк, и ты пройдешь инициацию и станешь могущественным магом. Более могущественным, чем все твои враги. И тогда, возможно, настанет час, когда наша Беатрис, твоя матушка, сможет вернуться к нам. Но до тех пор – будь осторожен, ибо твой враг ничего не желает так, как удержать тебя от этого.
Чтобы еще больше не расстраивать дядю, Люк не сказал ничего, но он поклялся себе, что в тот самый момент, когда он станет достаточно сильным магом, он вырвет свою матушку из лап врага и вернет ее себе.