Вот так и ехали – под не слишком пристойные песни охраны, окружившей императора со всех сторон, скрывая его лицо под тканью, за их спинами. Ехать было далеко, город Тангария велик и красив… был. Размер-то его и ныне оставался велик, никуда он не делся. От красоты немногое осталось. Храмы и дворцы, форумы с обязательными для каждого базиликанского полиса статуями основателей, всё это было разграблено, а многое – и разрушено. Тангарцы оказались отчаянными людьми, во многих домах и особенно крепко стенных храмах были импровизированные крепости и вышибать двери пришлось даже магией. Потому по пути попадались обгоревшие руины, зияющие ныне пустыми бойницами окон. Иногда в глаза бросались и признаки жизни в них – быстрый всплеск огня в глубине дома, неясная в свете Мёртвого Ока тень, мелькнувшая на фоне того же огня. Тогда воины хватались за оружие, но тут же оказывалось, что это либо кошка, либо одичавшая собака… А то и женщина либо ребёнок. Таких тоже хватало в разорённой Тангарии.
-Не нравится мне это! – Торфин всю дорогу чувствовал себя не в своей тарелке, ныл и уже удостоился двух выговоров императора. Но продолжал в том же духе и это по правде сказать грозило ему невесёлыми последствиями. Другое дело, что ещё с разбойничьих времён он привык доверять предчувствиям, а на этот раз оно было очень сильно.
-Хватит, мессир Торфин! – ледяным голосом оборвал его император. – Я понял вас, поймите и вы меня: я не поеду обратно!
-Как скажете, государь! – медленно ответил Торфин, решив сделать паузу.
-И не думай повторять всё ещё раз! – сурово сказал Теодор. – Повешу на первом же дереве!
-Здесь нет деревьев! – вздохнул Торфин. – Которые остались после штурма, вырубили зимой, на дрова!
-Я найду, на чём тебя повесить, коронель Торфин! – усмехнулся император.
Вот уж в чём Торфин ни сколько не сомневался. И мог бы подчиниться… Страх был сильнее. Страх сжимал желудок и сердце в кулак, страх заставлял вновь и вновь обшаривать взором дорогу впереди…
-Торфин! – внезапно нарушил молчание император. – Где сейчас твой друг, этот наглец и грубиян?
-Государь говорит о Гарме Одноглазом? – осторожно осведомился Торфин.
-Да, я говорю о нём. О графе Ловезском! Где он?
-Мой император, но ведь твоей волей он послан на помощь гардарам! – удивлённо воскликнул Торфин.
-Ах да… Я и забыл! – равнодушно ответил император и больше к этой теме не возвращался.
А вокруг потянулись места куда более обжитые – так называемый Горный регион124
, где жили в основном люди среднего достатка – торговцы и ремесленники. Здесь и сопротивление было помягче, и грабили не так активно. В результате дома стояли почти целые – двери уже навесили, окна хотя бы досками, но закрыли, к тому же здесь было людно и даже встречались перебитые в других местах собаки. Правда, мало их было и выглядели они чересчур исхудавшими для домашних зверей и чересчур забитыми для сторожевых, но тут уж война виновата. И голодная для большинства горожан зима. Впрочем, досталось этой зимой всем: и зверям, и людям. Теодор не сомневался в этом, но зимой, когда к нему приходила – и не раз – делегация старейшин города и молила о помощи, он каждый раз отсылал их прочь. Вежливо, но твёрдо отказывал, объясняя это так: нечего было оборонять город! Вот сдали бы…Но город никто не сдал, его взяли с боя и тангарцы не могли рассчитывать на его милость. Или – уже могли? Если он решился на мир с базиликанцами, уничтожать мирных подданных августа Филиппа самое малое – глупо!
-Торфин! – окликнул император коронеля, ехавшего самую чуть позади. – Вот скажи мне, Торфин…
Торфин замер в ожидании продолжения, даже дыхнуть побоялся, но Теодор не торопился. Думал. Глаза его, устремлённые в одну точку, вряд ли что-то видели сейчас, выручал конь, не раз уже ходивший этой дорогой. Наконец, не меньше чем через четверть часа, уже у самых ворот, император остановил коня. Замерла вся кавалькада, ожидая распоряжений. Воины не забывали осматривать ближайшие крыши и окна. Император велик и могуч, по его воле двигаются на врага десятки тысяч воинов и никто во всей Империи Тор, также именуемой Закатной не может сказать ему слова против. Но достаточно одной стрелы с тяжёлым бронебойным наконечником, чтобы от всего этого могущества осталась одна лишь телесная оболочка. А она, как известно, подвержена тлену и лишена какого бы то ни было разума.
-Так вот Торфин, что я хотел спросить! – задумчиво протянул император, блуждая взглядом где-то у основания воротной арки. – Что
-Так что сказать, мой государь! – протянул тот, пытаясь в этой паузе определиться, какой ответ будет более угоден императору; не угадал, пришлось идти ва-банк. – Я так думаю, воины от войны устали. Прости уж, мой государь!
-Да нет… - пожал плечами император. – Я не гневаюсь, наоборот – доволен, что ты правду сказал! Значит, если я заключу с базиликанцами мир, даже поверх голов союзников, народ меня поддержит?