Огненный крест. Бывшие

Ленин сметал пласты людей ради великих целей, идей, пусть и утопических, а все последующие вожди творили преступления только во имя своей корпоративной сытости и безопасности. Ленин исступленно пробивался к цели, а эти преимущественно грабили да тешили извращенное честолюбие.

Это был великий политик, которого ничто на свете не могло остановить. Он умел выжидать, когда все другие соглашались на поражение. Он никогда не сворачивал с избранного пути. День за днем, год за годом он воплощал в жизнь постулаты своей утопии. Горе всем, кто оказывался на его пути.

Нелишне будет привести характеристику Ленина из уст виднейшего представителя философской мысли XX века англичанина Бертрана Рассела:

«Вскоре после моего прибытия в Москву я имел часовую беседу с Лениным на английском языке, которым он прекрасно владеет… Обстановка кабинета Ленина очень проста… Очевидно, что он не испытывает любви к роскоши и даже к комфорту. Он очень доброжелателен и кажется простым, полностью лишенным высокомерия… Мне никогда не приходилось встречать выдающейся личности, столь лишенной чувства собственной значимости… Огромное значение имеет его смех: поначалу он кажется дружеским и радостным, но постепенно я стал чувствовать в нем что-то зловещее. Он (Ленин) склонен к диктату; спокоен, чужд всякого страха, совершенно лишен чувства личной заинтересованности — воплощенная теория. Чувствуется, что материалистическое понимание истории — смысл его жизни… У меня сложилось впечатление, что он презирает очень многих людей и что он интеллектуальный аристократ…

Я приехал в Россию коммунистом; но общение с теми, у кого нет сомнений, тысячекратно усилило мои собственные сомнения — не в самом коммунизме, но в разумности столь безрассудной приверженности символу веры, что ради него люди готовы множить без конца невзгоды, страдания, нищету (выделено мною. — Ю. В.)».

«…Мы должны убеждать рабочих фактами, мы не можем создать теорий. Но и убеждать не достаточно. Политика, боящаяся насилия, не является ни устойчивой, ни жизненной, ни понятной» — это было сказано Лениным на II конгрессе Коминтерна в августе 1920 г.

Именно от этого Ленина основные выводы Струве[85].

Для него Ленин лишен моральных критериев, в его духовном облике главное — злобность. Злобность и злость.

Струве идет дальше и определяет революционную решительность Ленина (а чем она обернулась для народа, мы знаем) как палачество в чистом виде. Ленин для него палач. И Струве объясняет: для Ленина все средства хороши, только бы подчинить себе цель.

Но и Петр Бернгардович, который достаточно знал вождя большевизма, считает, что он, Ленин, «такой искусный политик и такой замечательный тактик…».

«Само собой разумеется, — замечает Струве, — он является теоретиком и идеалистом чистейшей воды; и больше: во всей частной жизни… он аскет».

Зиновьев даже как-то признался Анненкову, что «старик был немного скуповат»; Крупская любила «бриоши», а Ленин покупал ей «подковки»: они подешевле…

Это все, разумеется, мелочи, но рисуют человека достаточно последовательно.

Что ни пиши, как ни выстраивай тома доказательств, ясно одно: революция и народ повернули за Лениным.

Ленин и народ нераздельны.

И если сейчас (1987–1991) идет анализ причин (и даже не анализ, а какой-то всероссийский погром по выяснению персональной виновности) той неохватной беды, которая вдруг предстала нам вместо истории и нашей жизни, ответственность делят и большевизм и народ. Это две главные сверхвеличины. Все прочие — производные… причинки.

Народ дал Ленину силу. Без народа ленинизм выдохся и погиб бы как очередная авантюра, каких в истории было неисчислимое множество.

Народ прогнал Керенского и сплотился вокруг Ленина. Народ дал большевикам силу для того огромного, вселенского террора, который не щадил и сам народ, нанеся ему в образе крестьянства самую жестокую рану, от которой он оправиться не может до сих пор.

И уже сейчас коммунистическая власть рухнула бы, не оказывай ей поддержку народ. Все-таки большинство народа — за эту власть. Народ верит в ее преображение. Новые жертвы и испытания его не страшат.

За все время существования советской власти не было написано ничего подобного признаниям Деникина. Они бесконечно честные, как исповедь перед Богом. Особенно глаз задерживается на словах:

«Великие потрясения не проходят без поражения морального облика народа…»