Огненный поток

С приближением к острову стали видны зубчатые парапеты, ощетинившиеся жерлами пушек. Лишь одна часть острова, перекрытая вторым холмом, была вне досягаемости артиллерийского огня. Здесь и предстояла высадка.

В этом месте уже скопилось изрядно всяких судов. Пароходы «Мадагаскар», «Куин» и «Немезида», не боявшиеся мелководья, высаживали войска прямо на берег. Боевые корабли — фрегаты «Друид» с сорока четырьмя пушками и «Каллиопа» с двадцатью восемью орудиями, а также еще четыре судна меньшего класса — бросили якорь на глубине, отправляя свой воинский контингент в ботах и баркасах.

«Энтерпрайзу» пришлось немного обождать, и Раджу получил возможность понаблюдать за высадкой, походившей на учения, устроенные в его честь. Зрелище завораживало: подразделения солдат и матросов согласованно, с механической точностью выполняли сложные маневры по десантированию и выгрузке снаряжения из поочередно швартовавшихся лодок.

Вторая рота высадилась одной из последних, когда на берегу уже собрались тысяча четыреста солдат, а также пара сотен обозников и вспомогательных рабочих, в основном индусов. Почти половину бойцов составляли сипаи: шестьсот семь человек из 37-го Мадрасского полка и семьдесят шесть из второй роты бенгальских волонтеров. Самым крупным представителем британских войск был полутысячный батальон моряков Королевского флота, в оставшуюся часть контингента входили артиллеристы и подлечившиеся солдаты, вывезенные с Чусана.

Командиром был майор Пратт, офицер Королевского ирландского полка. По его приказу первой выступила тяжелая артиллерия: по дороге, что вела к вершине второго холма, орудийные расчеты тащили две шестифунтовые пушки и огромную двадцатичетырехфунтовую гаубицу. Следом двигались морские пехотинцы и мадрасские сипаи. Бенгальские волонтеры замыкали строй.

Флейтисты и барабанщики шли группой в середине колонны, с обеих сторон прикрытые сипаями. Пыль от марширующих ног летела им прямо в лицо, и Раджу, растерявшись, смазал несколько нот, но только Дики это заметил. Он ухмыльнулся и подмигнул, что весьма помогло Раджу прийти в себя. В животе перестало екать, и он сосредоточился на том, чтобы согласовать свой шаг с перебором клапанов и удержать верную дистанцию от впереди идущего флейтиста. Поглощенный этим, он даже не услышал отдаленной канонады, и лишь толчок Дики привлек к ней внимание.

Капитан Ми и Кесри возглавляли свою роту. Едва она достигла гребня, как пушки на противоположном холме открыли огонь. Однако ядра падали с большим недолетом, искать убежища не было нужды.

Внимательно изучив линию неприятельской обороны, Кесри тотчас углядел ее многочисленные изъяны: пусть недавно возведенные укрепления были высоки и крепки, но строили их по старинке. Они тянулись сплошняком, точно театральный занавес, и не имели выступов, позволяющих вести перекрестный огонь, отражая фланговые атаки. От передового заграждения, представлявшего собою забор из заточенных кольев, тоже веяло древностью; сипаи, хорошо с ним знакомые, прозвали его «бамбуковой загородкой», а офицеры — «фризской лошадкой»[91].

Пока Кесри и капитан Ми обозревали оборону противника, огонь форта стал плотнее, но по-прежнему был неэффективен — ядра врезались в склон холма, вздымая земляные фонтаны. Ротные артиллеристы могли неспешно заняться делом — смонтировать пушки и гаубицу.

По команде капитана бомбардиры и пушкари приступили к сборке орудий. Силач Маддоу, как обычно, притащил два лафетных колеса и, сбросив их с плеч, присоединился к заряжающим, уже стоявшим с ядрами наготове.

Пала тишина, расчеты ждали команды «огонь». И вот по цепи пронесся гулкий крик, бомбардиры поднесли горящие фитили к запальным отверстиям. Пушки оглушительно рявкнули и полыхнули огнем, окутав холм черным дымом.

Тем временем «Куин» и «Немезида» подошли к бастионам на расстояние выстрела. На одном судне исторгло пламя огромное шестидесятивосьмифунтовое рыло, на другом гавкнули пушки на вертлюгах, стрелявшие картечью, мощным средством поражения живой силы — при выстреле жестянки, начиненные мушкетными пулями, взрывались, осыпая смертоносным градом все вокруг.

Казалось, на холме разразилась буря из огня и железа, и очень скоро над фортами поднялись столбы дыма.

Ширин завтракала акури

[92], когда буханье далекой канонады достигло Макао. Сидевший напротив Диньяр поднял удивленный взгляд:

— О! Серу тхие гайоу, все-таки начали! Я уж думал, они никогда не раскачаются.

— На что?

— На боевые действия. Я даже заключил пари, что Полномочный горшок вновь отыщет отговорку для волокиты.

Ширин не нашлась что ответить и, пытаясь успокоиться, дрожащей рукой коснулась кошти, скрытого в складках одежды.

— Радуйтесь, тетушка, для всех нас это хорошая новость, которая ускорит компенсацию, — весело сказал Диньяр.

Ширин любила племянника, но слова его ее покоробили.

— Стыдись, Диньяр! Там наши солдаты и мальчики-музыканты.

— Ничего им не сделается! — рассмеялся торговец. — Под защитой «Немезиды» ни один волос не упадет с их голов.

Колокольчиком вызвав слугу, Диньяр приказал подать шляпу и трость.