Огненный поток

С головы до ног обсыпанный пеплом, Пагла-баба был худ и долговяз, его огромные корявые конечности напоминали обожженный на огне бамбук, а собранные в толстый узел космы смотрелись тюрбаном. На марше он, закинув за спину свои пожитки — скатанную циновку, три обточенные по краям тарелки и медную флягу, ничем не отличавшуюся от солдатской, — шел в хвосте колонны. Иногда, по требованию английских офицеров, аскет обматывал чресла тряпицей, но, дождавшись ухода командиров, тотчас вздергивал ткань, и она уже ничего не прикрывала. «Мое одеяние — пепел», — говаривал он, щедро присыпая свое хозяйство золой.

Англичане его терпеть не могли, но не только потому, что он злорадно заставлял их краснеть, выставляя напоказ внушительное мужское достоинство, их злило и обескураживало его влияние на солдат. Для отправления религиозных нужд, неустанно твердили командиры, в каждом подразделении есть брамин и мулла, которые числятся на военной службе наравне с англиканскими капелланами, исповедовавшими офицеров, и католическими священниками, заботившимися о барабанщиках и флейтистах (в массе своей евразийцах-христианах, в армию попавших из сиротских приютов и богаделен).

Англичане не понимали, почему при столь широком выборе уважаемых священнослужителей сипаи отдают предпочтение голому прощелыге, который не удосужится надеть хотя бы ланготу, но выпячивает свое орудие, словно изготовясь к артобстрелу.

Им было невдомек, что брамины и муллы хороши для официальных обрядов, но когда дело касается личного — надежды и страха, печали и доверия, — сипаям нужны иные связники с небесами. Аскеты вроде Паглы были не только священниками, но воителями и понимали солдатскую службу, как никакой брамин или мауляна

[38] никогда не поймет. Они давали не одно лишь духовное напутствие, но и практический совет. В бою сипаи больше полагались на защиту амулетов, полученных от факиров и садху, нежели на благословение браминов и имамов.

Кроме того, аскеты, располагавшие огромной сетью единоверцев, были обо всем чрезвычайно хорошо осведомлены и порой владели данными, каких не имела даже армейская разведка. Вот потому-то в Бенгалии редкая воинская часть обходилась без отшельника в своем лагере, и никого не волновало, какую религию исповедуют голые люди, называвшие себя святыми суфиями. Все это досаждало англичанам, желавшим, чтобы все сидели строго на отведенных местах, а индусы и мусульмане — в своих норках.

Кесри повезло — без всяких усилий он оказался в ближнем кругу аскета. Так вышло, что Пагла-баба не раз бывал на ежегодных ярмарках в Наянпуре. Обладая феноменальной памятью на имена и лица, он узнал Кесри и с первых дней его службы озаботился благополучием случайного знакомца, а тот, в свою очередь, угадал в аскете, потешавшемся над браминами, капелланами и унылым соблюдением церковных правил и обрядов, родственную душу.

Именно Пагла-баба подсказал способ, как продвинуться по службе, не пресмыкаясь перед Бхиро Сингхом и его кланом: добровольцем отбыть в заморскую командировку. Таких сипаев, поведал он, офицеры берут на особую заметку, ибо в туземном полку нелегко отыскать «балантёров», согласных на путешествие по воде. Бенгальские солдаты, выходцы из глубинки вроде Бихара и Авадха, не желали пересекать океан: одни боялись потерять касту, других отпугивали дополнительные траты, неудобства и опасность. Вот почему в бенгальской армии заморские экспедиции собирали в основном из добровольцев — в прошлом принудительное формирование отрядов вызывало недовольства, и теперь живую силу для зарубежных походов поставляла, главным образом, мадрасская армия.

— Йех джати-пати ки бат саб баквас хаелба, все эти разговоры о потере касты — чушь собачья, — проскрипел Пагла-баба. — Стоит посулить походное довольствие, и уроженцы Бихара опрометью бегут записываться. Та же история, когда речь о наградных. Не страшно, что они пересекут Черную воду, — потом оплатят короткий обряд очищения, и все дела. Всякий сипай, учуяв золотишко, откликнется на призыв в добровольцы. Но вот если ты запишешься даром, англичане наверняка тебя приметят.

Кесри стал бы волонтером тотчас, однако возможность представилась далеко не сразу. Но вот однажды командир части объявил о наборе добровольцев для усиления английского гарнизона на границе с Бирмой. Гарнизон располагался на острове Шапури в устье реки Наф, отделявшей бенгальские владения Ост-Индской компании от бирманской провинции Аракан. До острова в сотнях миль от Калькутты предстояло добираться морем, но поскольку гарнизонная служба считалась обычным караулом, походное довольствие, наградные и прочие выплаты не предусматривались.

Не мешкая, Кесри внес свое имя в лист добровольцев, полагая, что в отсутствие финансовых стимулов он один из всего батальона пожелал отправиться в командировку. Но вот наконец вывесили окончательный список, и оказалось, что Хукам Сингх, польстившись на обещание очередного чина найка, тоже записался волонтером; мало того, они с Кесри попали в один взвод.