Огненный рубеж

Заготовки неторопливо доставали из печи, медленно опускался молот, тихо и будто почтительно ругались подмастерья… Вилась сонная муха.

Муха – раздражала.

Вся кузница была скучной, медленной, засыпающей – ну ровно эта самая распроклятая муха. По крайней мере, так казалось молодому воину в богатом тюрбане, переминающемуся с ноги на ногу в ожидании, когда на него наконец обратит внимание кузнец – степенный дядька с пушистыми седыми усами, бурой лысиной и хитрым взором. Ох, нехорошо он смотрел! Глаза кузнеца – маленькие, черные, напоминали дыры. И не просто какие-то мирные отверстия – а дырки прямиком в Джаханнам, за дастархан к самому Противоречащему, да защитит нас от него Аллах!

Занятие это – ждать кого-то – было явно непривычно юноше. Обычно дожидались его.

Наконец заготовки были опущены – ме-е-едленно, уснуть можно – в воду. Чинно и как-то царственно поднялись к навесу клубы пара, оглушив несчастную муху, так что та заметалась. Кузнец поднял взгляд на посетителя.

Поймал… Нет, взял из воздуха муху – лениво, будто виноградинку с горсти отщипнул. Помял в пальцах. Сунул в рот, прожевал. Проглотил. Заключил удовлетворенно: «Мясо!».

Вновь посмотрел на гостя. Хмыкнул в усы. Обрадовался самым оскорбительным образом:

– Волчонок решил кусаться? Волчонку нужен железный клык? Молочные не годятся? Ах, хорошо!

«Хорошо тебе, скотина, будет в медном быке жариться», – подумал окончательно выведенный из себя блистательный Джелал ибн-Пехлеви, троюродный внучатый племянник самого шаха.

Впрочем, промолчал.

И принцы проглатывали горькую гордыню в кузнице старого Мухаммада, которого никто не звал Мухаммадом, а величали в основном Дядюшкой – так же, как и он обзывал клиентов от мала до велика по прозвищам, а в целом – «племянничками».

Старого Мухаммада называли Дядюшкой Зло.

Был он строптив, ворчлив, отвратительно злоязык, но никто в державе Хорезмшахов не ковал таких клинков, как он. Говорили даже, что порой в его двери стучались гости из самого Халифата, опустившие на глаза капюшоны дорожных плащей.

Не верить оснований не было.

Еще говорили, будто связывала его какая-то история с самим благочестивым шахом Ала-ад-Дином Мухаммедом Вторым, да благословит его Аллах и приветствует. Говорящим, впрочем, быстро затыкали глотки, как правило – расплавленным свинцом.

В конце концов только и осталось, что побасенка о молодом воре, никак не напоминавшем родного сына (хоть и младшего) шаха предыдущего. Достигнув этого, владыка приказал палачам затушить огни под тиглями.

Мудрейший шах умел довольствоваться малым и знал, когда остановиться. Редкое, если вдуматься, достоинство. Вовсе не свойственное его троюродному внучатому племяннику.

– Решил! – невпопад вякнул юноша. Хотел, чтобы вышло издевательски и громко, а вышло тявканье.

Кузнец смерил заказчика взглядом, неторопливо перемещаясь по кузне.

«Обходит! – сообразил Джелал. – Противусолонь!»

В сердце заныло. От восторга. Вся сцена была настолько извращенна, неуместна и странна, что почему-то вызывала именно такое чувство.

– От локтя до запястья… – бормотал Дядюшка Зло, обмеряя заказчика взглядом. – Мои расценки известны сиятельному?

Подобострастия в голосе не было. Скорее – яд. Такими «сиятельными» на базаре вместо ругани крыть можно.

– Известны, – похлопал Джелал по кошельку на поясе.

– Тогда… и кого же ты решил грызть, волчонок? На чинный запад ли обратишь свой взор, бескрайний восток, ядовитый юг или бесплодный север?

– Какое это имеет значение? – буркнул заказчик. – Или твои клинки остры только в одной части света?

…Вот это вышло хорошо. Высокомерно. Презрительно. С достоинством.

– Умеешь кусаться. Верю, – хмыкнул кузнец. – Да будет тебе ведомо, юный Джелал, что предки наши знали три вида меча. Первый, прямой сайф зу-л-хаддайн – рубит и немного колет. Второй, кривой согдийский – сечет. Превыше их царский ал-хисравани «в полтора лезвия», ибо он и сечет, и колет, и пляшет в умелых руках.

…Слова падали тяжело. Камни, не слова.

– Однако всякому мечу свое время и место. Наши сабли, пошедшие от бесценных согдийских клинков и ал-хисравани, сгодятся на востоке – там ценят хитрость и изворотливость, умение поставить в тупик. Но не стоит недооценивать прямой клинок, волчонок! На западе люди с тяжелыми руками и взглядами, носят они одежды из грубой шерсти и мехов, прикрывая ими толстое железо. Сабле не справиться. Запад верит в прямоту речей и ударов. Юг же…

– Довольно!.. Твоя мудрость велика, мастер. Я смотрю на запад. При дворе давно поговаривают, что пора объединить земли людей Пророка в единый Халифат от Согда до Магриба. А потом… Потом следует подумать о землях людей Писания. Говорят, на дальнем западе, в тайфах, нас теснят неверные. Однако сначала надо привести к повиновению соседей. Они знают толк в пляске клинков. Можешь ли ты отковать меч прямой и кривой, меч, который рубил бы и колол, резал и сек?

– Мне нравится твой заказ, волчонок, – ухмыльнулся кузнец. – Скажи, что сделаешь ты на западе, когда придешь туда?