Огненный рубин апостола Петра

Потом старый директор на пенсию вышел и к дочке в Москву уехал, но Витька к тому времени вырос, сам за себя мог постоять.

Вертухаев на маме отыгрывался. Сколько раз соседка милицию грозилась вызвать, когда он ее бил. А она – не надо, не надо, и в медпункте говорила, что сама упала.

А меня он не трогал – незаметная я, маленькая была, как увижу, что пьяный идет – сразу у соседки прячусь или на чердаке. А в тот раз… мама накануне в больницу попала. Ступеньку у крыльца Вертухаев сломал, она оступилась, голову ушибла.

Сказали – сотрясение мозга, в больницу положили. Витька поехал – белье там отвезти, яблок своих из сада. А я одна дома – крутилась по хозяйству, ну и проглядела, как он пришел.

Аська зябко поежилась. Агния налила ей крепкого чая.

– Подкрался он сзади, обхватил меня руками – дышит перегаром, бормочет что-то, а от самого жаром пышет, как от печки. Я вырываюсь, да куда там. Как глянула ему в лицо, а глаза совсем белые, бешеные. Хочу крикнуть, а не могу, в горле все высохло. И такой ужас меня обуял – просто смертельный.

А как дошло до меня, что он сделать-то хочет, так откуда силы взялись. Затрепыхалась я, думаю – пускай уж лучше убьет, за руку его укусила, он на меня матом, да другой рукой такую оплеуху дал – три дня потом в ухе звенело.

Я тогда последние силы собрала, расцарапала его, так он схватил за шею и душить начал. Ну, думаю, это и к лучшему. Лучше умереть, по крайней мере все кончится.

И уже сознание начала терять, а потом вдруг чувствую – руки его ослабли, и повалился он мешком на пол. А над ним Витька, брат, стоит и топором размахивает, вроде как дрова рубит. И звуки такие – хрясь! Хрясь!

– Кошмар какой… – пробормотала Агния.

– Точно, но я тогда ничего не соображала, повалилась рядом, только от топора подальше отползла. А после уже Витька устал, топор бросил и как посмотрел на то, что от Вертухаева осталось, – так и плюхнулся на колени, ноги его не держали.

Я, говорит, его зарубил насмерть, теперь, говорит, мне за него на зону идти. Кончилась жизнь…

Тут я очухалась малость, в себя пришла – ну уж нет, кричу, не бывать этому! И так он нам всю жизнь испортил, так теперь еще и сидеть за него? Не будет этого!

А Витька не слышит, только качается из стороны в сторону и воет. Я тогда ведро воды из сеней принесла и на него вылила.

Очнулся он, смотрит осмысленно. А у меня уже план в голове созрел. От нашего дома если по тропиночке, то до того обрыва песчаного недалеко. Собрали мы вещи кое-какие, кольцо мамино, я свой крестик отдала, деньги Витька припрятал, да какие там деньги? Решили сказать, что Вертухаев сбежал из дому.

Хорошо, матери не было, она бы соврать не смогла, а так мы ей не сказали. Витька, как сомнамбула, все делал по моей команде. Полночи мы возились, он, кабан, тяжелый был… Закопали его в песок, засыпали иголками хвойными, я еще тропинку его же табаком присыпала, чтобы собаки не учуяли. Затем я пол замыла, потому как кровища и мозги его по всей кухне разлетелись.

– Что ты такое говоришь… – поежилась Агния.

– Ты слушай, слушай… На следующее утро хватились Вертухаева на работе, прибежал от бригадира Сенька Рябой, опять ваш, кричит, продрых по пьяни? Бригадир велел сей же час его растолкать, а если на работу не выйдет, то уволит он его к чертовой матери!

А нету, говорю, вечером завалился пьяный спать, а утром рано мы проснулись – нет его. И вещей его тоже нету. – Аська отхлебнула остывшего чаю, и Агния сунула ей в рот леденец, что остался у нее от тех, что раздавали в самолете.

Больше в доме не было ничего сладкого, даже сахарный песок кончился.

– Там милиционер был знакомый, дядя Паша Калошин, – продолжала Аська глухим голосом, – он все расспрашивал, а потом и говорит – ну ладно, детки, ушел ваш отчим из дома, да и черт с ним, живите мирно, мать берегите.

Все он понял, все на пол чистый смотрел, уж я так его отскоблила, давно такой не был. Ну, пожалел он нас, не стал Витьку расспрашивать, он бы сразу раскололся. А так вроде все забыли быстро про этот случай. Вертухаев такая сволочь был, что и вспоминать-то его всем противно было. Потом Витьку в армию забрали, через полгода нам письмо пришло – так и так, погиб, выполняя задание.

Мать как услышала – так и упала без чувств. После все болела – что-то у нее с головой было, врачи говорили – опухоль от того сотрясения мозга образовалась, а может, из-за чего другого. В общем, умерла она, я как раз школу кончила и в Петербург уехала. А следующей весной – соседка пишет – нашли Вертухаева. Ну, дело быстро закрыли, никому неохота возиться было. Дядя Паша Калошин тогда еще работал.

Пятнадцать лет прошло – и вот кому-то понадобилось все это ворошить. Не поленились они к дяде Паше съездить и его разговорить. Он-то думал, что все это быльем поросло, не верю, что навредить мне хотел. Хотя небось на пенсии-то пить начал, а по пьяному делу человек что хочешь наболтает…