Огненный столб

Потом козел сделал замечательную вещь, склонил голову, увенчанную большими изогнутыми рогами, к земле, не отрывая глаз от лица царицы. И она, маленькая дурочка, перелезла через загородку, подошла и погладила его, забыв даже про запах — а он прижимался к ней, нежно, как козленок.

Анхесенпаатон неохотно вышла, по пути лаская коз и козлят. Когда же они, наконец, выбрались из загона, Нофрет перевела дух. Козлиная вонь чуть не задушила ее. А он, удивительное создание, смотрел на ее госпожу, как на любимую козу из своего гарема.

Может быть, египтяне в чем-то правы, убежденные в божественности своих царей. Чем же еще объяснить поведение козла?

Царица даже не поняла, что смогла сделать. Она умылась над тазом, который ей показала Нофрет, позволила налить себе чашку воды и наполнить блюдо хлебом, сыром и фруктами, уложить ее на ковры, где вечерами сидели мужчины. Нофрет оставила свою госпожу там, молясь любому богу, готовому услышать ее, чтобы царица никуда не ушла и с ней ничего не случилось.

Теперь изнеженная госпожа не задерживала ее, и Нофрет очень быстро шла по горной тропе к гробнице царя. Она едва замечала, какой крутой, узкой, долгой и каменистой была ее дорога. Палящее солнце мало волновало девушку. Может быть, она была одержима богом или демоном торопливости. Неважно, что госпожа в доме Агарона находится в большей безопасности, чем когда-либо в жизни — там безопасней, чем во дворце, где слуги могут отравить царицу, стражники — достать мечи и пронзить ее сердце, а придворные — отдать на растерзание толпе. Нофрет всем телом чувствовала, что времени ужасающе мало.

Работа над царской гробницей продолжалась и даже показалась Нофрет более напряженной, чем прежде: так бывает, когда дело идет к концу. Там теперь трудилось больше народу, чем раньше — в глубине люди вырезали, расписывали, шлифовали.

Агарон находился в месте царского захоронения, куда нужно было спускаться по длинному коридору и двум пролетам узкой лестницы, где рабочие углубляли помещение. Иоханан наблюдал, как штукатурят стену, проверял качество работы. Но Леа нигде не было видно.

В жаркой духоте гробницы, пропахшей потом и ламповым маслом, Нофрет пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Люди, погруженные в свое дело, не замечали ее. Но Иоханан закончил работу, позвал кого-то проверять следующий участок и направился в ее сторону среди множества занятых делом людей.

Пока он шел к ней, высокий и крепко сложенный, в запыленной полосатой одежде, Нофрет увидела в нем что-то такое, от чего захотелось плакать. Она прикусила язык, чтобы сдержать слезы, с трудом сглотнула и, когда юноша подошел к ней, сказала с видимым спокойствием:

— Мне нужна твоя бабушка. Она здесь?

— Нет, конечно. Она собиралась весь день ткать свадебную вуаль для Леви, дочери священника. Кто тебя сюда послал?

— Дина, — ответила Нофрет, слишком усталая, чтобы сердиться. — Я не знала, что она так сильно меня не любит.

Иоханан вывел девушку наружу — на солнце было еще жарче, чем в гробнице, но воздух был чистый. Он усадил ее под навесом для рабочих, дал напиться и присел рядом. Взглянув на него, Нофрет не смогла удержаться от смеха: Иоханан был такой чумазый, весь в пыли, заляпанный штукатуркой… Стекающий пот проложил по ней русла, просвечивающие коричневой теплотой кожи среди серой пыли.

Он с восхитительным терпением ждал, когда она успокоится.

— У меня жуткий вид, правда? Но и у тебя не лучше. Как будто за тобой гнались собаки Сета. — Иоханан сказал это небрежно, но внезапно посерьезнел, словно потрясенный собственными словами. — В чем дело? Что случилось? Царь умер?

— Это было бы лучше для всех нас. Но он даже не болен. Амон и его жрецы превращают свои надежды в предсказания. Они убьют его, если смогут, царь он или не царь.

Вторая тень, еще выше и шире, появилась возле Иоханана. Низкий голос Агарона подействовал на Нофрет успокаивающе, как будто он погладил ее по голове.

— Если царь еще жив, то скоро умрет. Мы получили приказ закончить гробницу до следующего новолуния.

Нофрет не могла сразу сосчитать дни и фазы луны. Но Иоханан соображал быстрее, а, может быть, не был так утомлен.

— Девять дней. Прибавь или отними один. — Нахмурившись, он оглянулся на отца. — Странно. Чтобы забальзамировать тело, нужно семьдесят дней. Почему же…

— Они хотят, чтобы все было готово к его прибытию, — ответил Агарон. — Не получится. Царская усыпальница готова только вчерне, а с остальным придется подождать.

— Какая спешка, — удивилась Нофрет. — В Фивах понадобились бы годы, чтобы сделать все как надо.

— Фивы — древний город, — сказал Агарон. — Ахетатон, я думаю, не успеет состариться. Он построен на бесплодной земле и умрет прежде, чем она принесет плоды.

Агарон говорил спокойно, без видимого сожаления. Нофрет подумала, что в нем всегда живет обитатель пустыни, который вырос, кочуя от одного оазиса до другого, но нет места, которое он назвал бы домом.

Иоханан внезапно спросил:

— Зачем ты ищешь бабушку? Ты могла бы просто подождать ее в доме.