Дивий поднялся на ноги и повернулся. Бывали дни, когда он вовсе не замечал Светела, проходил, как мимо пустого места. Но сегодня, когда Светелу особенно не хотелось смотреть в лицо оборотню, у того был иной настрой. Злобные духи заставляли его делать все назло. За спиной Огнеяра тут же встал Тополь, ладонью отирая пот со лба, кмети все повернулись к Светелу. На мгновение стало тихо. Светел ощущал на себе взгляды тридцати двух пар глаз и чувствовал себя оленем перед волчьей стаей. Но оленем, вовсе не собирающимся безропотно подставлять горло под рвущие клыки.
— Куда спешишь-то, воевода грозный? — с показной небрежностью обратился к нему Огнеяр.
Светел внутренне собрался, как перед дракой. С самого детства устремленный на него горящий взгляд оборотня вызывал у него чувство близкой опасности и необходимости защищаться. Всю жизнь сын княгини и брат князя, будучи почти ровесниками, соперничали почти во всем и в детстве часто дрались. Уже в отрочестве умный и осторожный Светел научился уходить от постоянных драк, в которых неукротимая задиристость Огнеяра возмещала разницу в четыре года — а в детстве и отрочестве это очень много. Четыре года, когда он уже был посвящен в воины, а Дивий нет, Светел жил спокойно — отрок не имел права задирать воина, и даже Дивий это признавал. Но вот уже восемь лет, как все началось снова. Неиз-мир прав — рано или поздно их честолюбивая борьба превратится в борьбу за место среди живых. И, трезво глядя на вещи, Светел не был уверен в своей победе.
— По делам боярин спешит, — из-за плеча подсказал Огнеяру Тополь, безразлично, как будто сам Светел их не слышал.
Именно такое обращение больше всего раздражало Светела и побуждало принять вызов. Он немного побледнел и подался вперед. Может, и правда оборотень не уймется, пока его не проучишь!
— С твоей земли дань собирать, — добавил Утреч.
— Не замерз ли? — насмешливо спросил Огнеяр у самого Светела, окидывая взглядом его кожух[57]
на белом горностаевом меху. — Гляди, братья, какая одежа! Никак в самом Орьеве шили?— А то как же, — согласился Тополь. — Сам князь орьевский и подарил.
— Со своего плеча! Видишь, рукавчики-то позатерлись! — кинул Утреч.
Светел стиснул зубы, глубоко вдохнул — это уже было явное оскорбление. Огнеяр заметил — этого он и добивался.
— Иди сюда! — позвал он. — Разогрейся с нами, боярин-свет, а то засиделся в палатах! Смотри, до срока поседеешь!
Светел вспомнил брата, в тридцать лет начавшего седеть — не оборотню попрекать его этим! — и в нем вдруг холодной волной вскинулась такая ненависть, какой он в себе не знал. На миг он с наслаждением представил, как его клинок летит вперед и впивается в горло Дивия, как хлещет на землю черная, смолисто-тягучая кровь оборотня, и он стиснул рукоять меча на поясе. «Простым оружием его не взять!» — сами собой вдруг прозвучали в его ушах слова брата. И Светел сдержал порыв. Еще не время. Но придет пора, и он рассчитается с оборотнем за все.
— Боится! — с понимающим видом, опять как о глухом, предположил Тополь.
— Да ведь нос разобьют — девки любить не будут! — опять встрял Утреч, и вся Стая дружно, с удовольствием засмеялась — заржала, как табун жеребцов. Светелу часто казалось, что Огнеярова Стая — это не тридцать два отдельных человека, а единое су-щество, чудовище, обладающее тридцатью двумя парами зорких бесстыжих глаз, сильных рук, неутомимых быстрых ног, но всего одной головой, думающей и управляющей, — головой самого Огнеяра. Поразив его сердце, закаленное Подземным Огнем до крепости стали, можно разом уничтожить всех.
— Недосуг мне с вами забавляться, — медленно, с тайным презрением ответил Светел и небрежно сошел с крыльца. — И без вас дел хватает.
Неизвестно, что ответил бы он при других свидетелях. Но сейчас их никто не видел. Челяди Светел не стеснялся, а Стая и так считает его изнеженным трусом. Ничего. Придет время, и этипереярки[58]
узнают, как ошибались.И Светел пошел прочь мимо молчащей, плотной толпой стоящей Стаи. Каждый мускул в нем был напряжен, всем существом он ждал, что ненавистный голос оборотня бросит ему вслед одно только слово, и тогда… Нет, он сумеет сдержаться. Не побояться выглядеть трусом в чьих-то глазах — на это тоже нужно мужество.
Но Огнеяр молчал. Если бы Светел обернулся в этот миг, то увидел бы на его смуглом лице не торжество, а угрюмую озабоченность. Нахмурясь, Огнеяр крепко закусил белыми зубами нижнюю губу, один из верхних клыков был хорошо заметен. Без привычки глянувший бы на Дивия в этот миг от страха лишился бы языка.
Тополь слегка подтолкнул Огнеяра плечом:
— Чего задумался? Холку мы ему всегда начешем.
— Любит Утреч врать, а тут правду сказал, — медленно ответил Огнеяр. — С моей земли он поедет дань брать. С моей.
Стая озадаченно молчала. Их вожак заговорил о том, чего они от него не ждали.
— Да ладно тебе! — Тополь положил руку ему на плечо, горячее даже под холодным ветром предзимья. — Пора-то какая! Макошина неделя на носу! Не забыл?