Огольцы (СИ)

И вот, на улицу неспешно вырулил тот самый полоумный старикан, что накинулся на господина в парке у Озера. Только теперь на нём был старинный мундир с эполетами и сапоги не смазные, а из дорогой кожи.

Белохалатный врач привычно взмахнул по-дирижерски рукой, и все присутствующие слаженно грянули:

Боже! Царя храни!Сильный державныйЦарь Православный

Царствуй на славу!

Между тем, псих с эполетами привычным движением подал доктору руку для поцелуя. Азиат почтительно к ручке приложился и подобострастно произнёс: «Приятного моциона Вам, Ваше Сиятельство!».

Присутствующие дружно прокричали троекратно: «Ура! Ура! Ура!».

«Как Императора встречают, подумал князь, — а причём тогда «Сиятельство?».

— Дохтур Лхасаран Цэрэмпилович завсегда так Их Сиятельство встречать велит, словно самодержца, — отвечая на безмолвный Ивана Семеновича вопрос, сказал пожилой санитар…

* * *

Побеседовав с дворником и санитарами, князь Иван установил, что Старец содержится в лечебнице для умалишенных с незапамятных времен. С тех же времен многие почитают его за таинственно исчезнувшего императора Александра Первого.

Сам Старец от этого, похоже, еще больше тронулся умом и «Царский выход» льстит его самолюбию.

На вопрос: кто же на самом деле этот таинственный старик однозначного ответа князь Иван не получил.

Можно было отправляться на Бочановскую.

…Иван прибыл к бардаку, ставшему временным убежищем для него и его друзей. Жриц любви он застал за странным занятием.

На заднем дворе притона был оборудован почти настоящий воинский плац. Весь личный состав заведения в одеждах, наподобие коротких античных туник, выполнял странные артикулы под руководством инфанты Изабель.

«Не такая она и молоденькая, как на первый взгляд кажется», - подумал князь.

Действительно, Изабель в такой же тунике, как и ее воспитанницы. Без румян и грима, слегка вспотевшая от продолжительных занятий, вовсе не походила на девочку-подростка. Скорее, это была хорошо сохранившаяся женщина далеко-далеко за тридцать.

И вела она себя без той напускной наивности, которую демонстрировала в «приличном обществе». Ее голос сталью прорезал теплый весенний воздух. Она выделывала замысловатые трюки, сродни акробатическим. При этом в такт движениям произносила отрывистые фразы на каком-то непонятном языке. Непонятном в буквальном смысле слова: Иван, поболтавшийся по Европе, нигде подобного не слышал.

Девицы слаженно повторяли движения наставницы, выкрикивали за ней режущие слух фразы, похожие на какие-то команды.

И это было еще не все!

Самым удивительным в этом диком фарсе была необыкновенной красоты лошадь андалузской породы. Лошадь была крепко прикована своеобразными лошадиными кандалами к четырем железным столбикам, крепко врытым на середине плаца.

Понаблюдав еще некоторое время, Иван понял, что движения и команды подаются для лошади. Лошадь то, повинуясь приказу, замирала неподвижно, то, после очередного акробатического номера девиц и дружного вскрика, начинала, как безумная, рвать железные цепи. Губы животного покрывались пеной. Еще артикул, вскрик, и лощадь уже стоит, как вкопанная.

Суровым было обращение с благородным животным. Не менее суровым было обучение девиц. В руке инфанта держала внушительный хлыст, которым она то и дело охаживала своих подопечных, если те допускали малейшую ошибку в движении или команде.

Инфанта была зла.

— Мерзавки, бездари! — Кричала она на совершенно чистом русском языке. Я предупреждала: у кого будут синяки или рубцы на теле, останутся сегодня без ужина. И к гостям с драным задом никого не выпустят. Стало быть, пока не заживут синяки, вы ни копейки не получите! В ваших интересах быть внимательнее и проворнее, чтобы сохранить ваши драгоценные задницы для посетителей!

Ивана удивило то, что при явно жестоких ударах тела почти всех воспитанниц были не повреждены.