Огонь души

Стон горячего удивления заполнил ее рот, и его руки снова обхватили ее, сжали ее ягодицы, прижимая ее сильнее. Астрид чувствовала возбуждение Леофрика, его твердую и толстую плоть в бриджах.

Не прерывая поцелуя, она отпустила его волосы и принялась за нагрудник, ища застежки. Ей не удавалось справиться с ними, и его руки отпустили ее и переместились между ними, снова перехватывая инициативу. Леофрик расстегнул застежки и стянул с себя нагрудник, затем потянул вверх тунику. Когда он поднял руку, чтобы стянуть тунику через голову, Астрид прикусила его нижнюю губу и втянула ее в рот.

Он застонал, как будто она причинила ему боль, но когда она отпустила его и он снял одежду, она увидела огонь в его глазах и ошеломленную улыбку на губах.

Он был… он был прекрасен, и на мгновение Астрид забыла обо всем остальном. Ее страх и отвращение к себе, ее душевная боль и тоска по дому, ее тревога за будущее, ее слабое тело и растерянный ум — все ушло. В одно прекрасное мгновение она видела только голый торс мужчины. Мощный. Гладкий, мускулистый. Покрытый боевыми шрамами. И этот мужчина хотел ее.

Она положила руку ему на грудь.

— Леофрик.

— Астрид, пожалуйста, — отозвался он и заключил ее в объятия.

Огонь, казалось, вспыхнул в месте, где ее обнаженная грудь коснулась его, и Астрид приподнялась на цыпочки, чтобы снова завладеть его губами. Чтобы заявить на него права. Леофрик снова застонал — звук почти боли или капитуляции, — и вспышка силы вновь зажглась в ее сердце.

Она не собиралась сдаваться. Она не собиралась отдаваться ему. Она не стояла на коленях у его ног и не умоляла. Она была с ним лицом к лицу и брала столько же, сколько отдавала.

Осознавая этот прилив силы, Астрид ухватилась за бриджи Леофрика и потянула их. Он помог ей, наклонившись так, чтобы она могла опустить их вниз по его бедрам и освободить его плоть.

Но когда ее рука обхватила его плоть, ее разум взбунтовался, и комната, в которой она находилась, исчезла.

Леофрик исчез.

Все вокруг нее, внутри нее стало черным и холодным.

Она затрясла головой, и Леофрик и теплая золотистая комната вернулись, но было поздно. Астрид отскочила назад, подальше от него, чувствуя, как глубокое отчаяние и агония черного места снова сводят ее с ума. Она обхватила себя руками и присела на корточки, пытаясь взять себя в руки.

Вот что ее погубит, ведь так? То, что эти мужчины делали с ней? Это? Ни плеть, ни огненная мазь, ни тонкая нить, жгущая ноги, ни ледяная вода, льющаяся на нее, ни крошки черствого хлеба, запихнутые в рот, не смогли. Ни кандалы. Ни темнота, безжалостная темнота.

Изнасилование было наименьшим из зол. Сколько бы раз это ни случалось, как бы жестоко это ни было, это было наименьшей болью. Не может быть, чтобы это сломало ее сейчас.

— Астрид? — она почувствовала, как Леофрик подошел ближе, увидела, как его тень скользнула по ней. Она покачала головой, но он не прикоснулся к ней.

Он сказал что-то, длинную цепочку слов, которых она не поняла, и снова отступил. Она услышала шорох кожи и стук сапог, упавших на пол. Он разделся и собирался взять то, что она собиралась ему дать. Даже сейчас, перед лицом ее страха, он собирался взять ее.

Значит, это была игра, ход, которого она не предвидела. Она была его собственностью, и он ничем не отличался от остальных.

— Астрид, — сказал он умоляющим тоном. Всего несколько мгновений назад она назвала бы его добрым.

Когда она не ответила, он повторил ее имя.

— Астрид.

Она подняла голову.

Леофрик стоял голый посреди комнаты. Он не был твердым; его плоть тяжело свисала из темного гнезда волос между мускулистыми бедрами. Когда она встретилась с ним взглядом, он улыбнулся, но не в предвкушении, а печально.

Затем он раскрыл руки. Она сделала то же самое на берегу, когда хотела, чтобы он проткнул ее копьем, когда умоляла его не брать ее обратно в черное место. Она раскрыла перед ним руки и стала совершенно беззащитной. Отдала свою жизнь в его руки.

Так же, как он делал для нее сейчас.

Она встала, но Леофрик не сдвинулся с места. Она подошла к нему, и он все стоял там, широко раскинув руки. Только его глаза двигались, следя за ней.

Встав перед ним, глядя ему прямо в глаза, Астрид сжала кулак и ударила его в живот.

Леофрик закашлялся и согнулся от удара, но руки его оставались широко раскинутыми, и восстановив дыхание, он снова выпрямился. Не сводя с нее глаз, он кивнул, и она все поняла.

Он предлагал себя. Он искупал свою вину.

Искупление — не путь ее народа. Ее народ искупал вину с помощью мести. Но смысл был не совсем чужд, и Астрид поняла

Она снова ударила его, и он снова выпрямился, когда смог, и стал ждать следующего удара.

Она ударила снова — и мысли покинули ее, и месть взяла верх. Не имело значения, что Леофрик предлагал себя по собственной воле. Не имело значения, что он спас ее из черного места и заботился о ней. Все, что имело значение, — это ненависть, ярость и боль, наполнявшие ее кровь огнем.