Он не забыл. Просто подумал, что не нужно – зачем живой игрушке какие-то вещи? Уже по дороге домой сообразил, что они-то не знают, и что надо было купить и себе, наверное… но возвращаться было поздно, время поджимало. Боялся опоздать. Ладно. Пусть думают, что забыл.
–
Ит, расскажи ещё раз про Петра и Оксану, – попросил Ри. – И дай мне вон той колбасы, пожалуйста. Рыжий, не смотри так, я сам знаю, что лопну, но остановиться не могу. Так, значит, социологи сюда приезжают давно и на постоянной основе…11
Минуло три месяца, но рассказывать про эти три месяца нет никакого смысла – потому что не происходило толком ничего, о чём следовало бы рассказать. Всё те же выезды, всё те же площадки, всё те же отчёты, всё та же зима… и всё та же неизвестность.
Все они, однако, сумели упокоиться и даже привыкли к состоянию ожидания – насколько это было возможно. Не ждал только Ит, но после того памятного первого разговора к этой теме – о Фэбе – никто не рискнул возвращаться. Скрипач и Ри, правда, втихую поговорили об этом и пришли к выводу, что проще будет оставить всё как оно есть. Ит для себя решение принял? Принял. Им он это решение озвучил? Озвучил. И незачем понапрасну трепать нервы – и себе, и Иту.
–
Он очень сильно изменился, – печально констатировал Ри. – Вот только на Терре-ноль это заметно не было, потому что всё шло своим чередом. А сейчас… словно проявилось.–
Твоя правда, – согласился Скрипач с вздохом. – Понимаешь, он ведь действительно очень долго вытравливал Фэба. В себе самом. И, кажется, вытравил окончательно. Причём, как говорится, отрывал он «с мясом», из души куски, по частям. И знаешь… – Он осёкся.–
Что знаю? – не понял Ри.–
Знаешь, он… он стал совсем другим. Словно бы он намного нас с тобой старше, – Скрипач опустил голову. – Возраст – это потеря веры. Мы с тобой, как дети, – верим в чудо. А он – как взрослый. Который уже знает, что не существует никаких чудес.–
Это он зря.–
Не знаю, – Скрипач снова вздохнул. – Будь это всё иначе, я бы за него, наверное, испугался. Боялся бы. А я не боюсь. – Он пожал плечами. – Мне не страшно. И это меня огорчает больше всего. Словно… словно он уже умер, а чего за мёртвого бояться? Словно он умер, а мы не заметили.–
Ну это ты брось, – посоветовал Ри. – По-моему, он и не думает умирать. Наоборот, весёлый и довольный вон ходит. Даже радуется.Скрипач хмыкнул.
–
Знал бы ты его, как я, ты бы так не говорил. Радуется, ага. Вот только чему?!–
Я так понял, что за нас.–
Гений, ты идиот. Вот ты за кого-то так же хоть раз в жизни радовался?–
Я – нет, но я не показатель, – Ри задумался.–
Показатель, показатель, – заверил Скрипач. – Ладно, посмотрим, что дальше будет. По крайней мере, с собой он явно ничего делать не намеревается. Руки на себя накладывать не собирается, под машины кидаться не станет. Вот в этом я на сто процентов уверен.–
Может, оттает всё-таки? – с сомнением спросил Ри. – Гипотетически – допустим, Фэб вернется. Рыжий, подожди, не перебивай. Я говорю – допустим. Что тогда?–
Не знаю, – развёл руками Скрипач. – Может быть, сорвётся. Может быть, вообще проигнорирует. Может быть… Ри, я действительно не знаю, – признался он. – Ты прав, он изменился. И продолжает меняться дальше. Словно уходит куда-то вперёд…–
Рыжий, если вернется Кир, на Ита это обстоятельство может как-то повлиять?–
А вот это – может, – уверенно сказал Скрипач. Улыбнулся. – Кир бы ему быстро мозги вправил. Кир, он практик. Взял бы за шиворот, хорошенько встряхнул и наорал бы. Для профилактики. На Ита эти вещи хорошо действовали. Раньше.–
В любом случае, нам сейчас остаётся только одно – работать и ждать. Четыре месяца прошло, два осталось. Ну, три. Как дело пойдёт. Так что пока – как оно есть, а потом – как кривая вывезет.–
Согласен, – кивнул Скрипач.Ит за это время к присутствию Футари и Комманна привык – даже голова, и та стала меньше болеть. Теперь они появлялись реже, и разговоры вели по большей части между собой, какие-то отстранённые и совершенно нелогичные. Например, о том, какой цвет больше привлекателен для самок ачжурского рогатого жука, и почему именно синий с зелёным отливом, а не бордовый с чёрным. Или – насколько сильно запах парсаньи зарской способен отпугивать вожделеющих амо, и можно ли, окружив себя шлейфом, безопасно путешествовать по сухим тоннелям Каасбы. Иногда они обращались с подобными вопросами к Иту и обижались, когда он отвечал, что не знает.
–
А ты подумай, – просил Футари. – Вот если бы ты был вожделеющей амой… подумал?–
Я не знаю, что такое амо, – сообщал Ит и вызывал этим у Футари взрыв негодования.–
Не «что», а «кто»! И про верёвочку не знаешь?!–
Нет, – отрицательно качал головой Ит. – Не знаю.–
Как же скучно с тобой, а!.. Амо, одетые лишь в собственный пух, кладут от стен к стенам тоннелей верёвочки… понял?–
Ну, понял…–
Непроходимо туп, – констатировал Футари. – Сначала – верёвочки. Потом – гокотать. Такой обычай амо. Это тоже непонятно?Ит устало вздыхал – да, непонятно.