Дорога вновь превратилась в крутой спуск; затем колеса застучали по деревянному мосту, под которым шумела вода, повозка проехала под гулкой аркой ворот, копыта лошадей зацокали по каменному двору… Не дав как следует оглядеться, пленных повели в большую серую башню в готическом стиле.
Это был Сетубал — форт на реке Саду, к югу от Лиссабона. Французов поместили в башню Утан, разлучив друг с другом. Лежёну досталась довольно просторная камера; в зарешеченное окошко под потолком лился яркий свет; стены и пол были сухи, вместо кучи гнилой соломы — настоящая кровать, а еще сосновый стол, табурет… Не успел он освоиться на новом месте, как услышал звук ключа, поворачивавшегося в замке, и скрип дверных петель. В изогнутую аркой дверь, пригнувшись, вошли два человека и спустились по ступенькам.
Один был англичанин, другой — американский купец. Первый назвался комиссаром Робертом Бойером. Поздравив Лежёна со счастливым прибытием, он осведомился, какие будут его пожелания. Второй уверял, что и он, Дэвид Мейер, будет рад услужить французскому офицеру. Из озорства Луи начал перечислять: ему нужны бумага, перо, чернила… Бойер согласно кивал, тогда он продолжил: краски, хотя бы акварельные, — гуммигут, охра, кармин, киноварь, берлинская лазурь, ультрамарин, сепия, и еще беличьи кисти, бристольский картон… Англичанин наморщил лоб, запоминая. На следующий день, в тот же час, он вернулся и принес полный набор акварельных красок, аккуратно снабженных ярлычками, бумагу, кисти, перья, чернила и тушь. Забыв, что он пленный, а перед ним его тюремщик, Лежён благодарил его в самых искренних и теплых выражениях. Сразу же после ухода Бойера он принялся за работу: набросал пером сцену боя у разрушенной часовни, изобразил себя возле убитого коня и нацеливших на него мушкеты разбойников, Эль-Медико, обнаженного Де Аммеля, драгуна, отбивающегося от испанцев ружьем, точно дубиной… Поглощенный рисунком, он забыл о времени; его душу объял покой.
Дэвид Мейер тоже вернулся: принес белье, приличную одежду, новые башмаки и заставил Лежёна всё это принять, хотя тот и возражал, что ему нечем заплатить. Спросив, не нужно ли барону чего-нибудь еще, американец заговорил о том, что португальцы стонут под игом англичан, отнявших у них независимость, и сожалеют об утраченной дружбе с Францией. Конечно, темный народ по-прежнему ненавидит французов, но и у него скоро откроются глаза. Англичане силком загоняют португальцев под ружье, хватая на улице молодых здоровых мужчин и приводя их связанными в Лиссабон; они уже сколотили таким образом несколько полков под командованием английских офицеров. А что португальцы получают взамен? Ничего! Это американцы доставили в Лиссабон зерно, предотвратив угрозу голода.
Лежён слушал его с недоверием — зачем он всё это рассказывает? Но коммерсант наконец-то подобрался к сути. Со дня на день может начаться война между США и Англией. Американцы не позабыли прошлую войну, в которой они отстояли свою независимость. Тогда к ним пришла на помощь Франция: генерал Лафайет, генерал Рошамбо, адмирал д’Эстен! Но в этот раз французам не придется плыть за океан, наоборот: если начнется война, американцы предоставят Франции множество отличных моряков, как швейцарцы снабжают ее отменной пехотой, и вместе они одолеют англичан! Господин барон вхож к императору французов; пусть великий Наполеон узнает о чувствах американцев. Полковника должны скоро отправить в Англию по приказу генерала Бересфорда. Плимут — не плавучие тюрьмы в Кадисе, оттуда можно сбежать.
34
Сдерживая рвущееся наружу ликование, Михал Клео-фас Огинский спустился по Салтыковской лестнице, вышел в Адмиралтейский переулок и впорхнул в дожидавшуюся его карету. Настроение у него было превосходное, и всю дорогу до дома он мурлыкал себе под нос мажорный мотив.
В те два часа, что продолжался обед у государя, говорил больше Огинский — горячо, увлекательно, убедительно, а царь слушал его со вниманием и сочувствием. Он одобрил предложение князя о создании Великого княжества Литовского, попросив лишь поразмыслить о том, не слишком ли трудно будет управлять столь большой областью, и пожелают ли жители Волыни, Подолии и Киевщины именоваться литвинами. Александр пожелал иметь письменный прожект, который входил бы во все подробности. Конечно, Михал Клеофас его напишет!
План прекрасный: объединить Виленскую, Гродненскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую, Киевскую, Волынскую и Подольскую губернии с Белостокской областью и Тарнопольским округом в Великое княжество со столицей в Вильне, доверив управлять ею наместнику императора. Для воодушевления шляхты — подтвердить Статут Великого княжества Литовского, ратифицированный в 1588 году Сигизмундом III и сеймом Речи Посполитой, и перевести его на русский язык. Назначать на главные должности в администрации только местных уроженцев, сформировать войско Литовское… Доказать делом, что только Александр вернет Литве державность, а надежды на Наполеона пусты и тщетны!