Огонь Прометея

Возвращаясь непосредственно к проблематике воспитания, хочу добавить, что поистине важно поощрять в ребенке склонность к игре, — поскольку очень достоверно, по-моему, сказано Монтенем в его «Опытах»: «Игры детей — отнюдь не игры, и должно смотреть на них как на самое значительное и глубокомысленное занятие сего возраста». Ведь, по сути говоря, сама жизнь — не что иное, как игра; только если все живое играет по заведомо условленным правилам, то человек, обладая способностью мыслить абстрактно (то есть — необусловленно), волен, в меру возможностей, лично утверждать свои принципы, следовательно — цели. И, пожалуй, вполне справедлив парадокс:

«Зрелый человек тогда бывает наиболее серьезен в своей деятельности, когда наиболее уподобляется ребенку, игрой увлеченному»… Разумеется, детским играм приличествует быть размеренными и вдумчивыми, развивающими логическое мышление и творческое воображение, предрасположение к усердию и любовь к доброте, а не буйными и шумными, культивирующими разнузданность и жестокость. Как, вторя Платону, предписывает Аристотель, считавший, что нравственные устои сказываются в вызываемых делами удовольствии или страдании: «С самого детства надо вести, чтобы удовольствие и страдание доставляли то, что подобает; именно в этом состоит правильное воспитание»

. Ибо воспитание этическое есть воспитание эстетическое.

(Не подлежит сомнению, замечу in parenthesi («в скобках»), ребенка ни в коем случае нельзя обижать, даже желая ему тем самым блага (дабы истинно понять свою ошибку он должен почувствовать дружественную справедливость укора: не наказания бояться — воодушевляться мыслью об исправлении), но и хвалить его следует с разумной умеренностью — единственно в действительно заслуженных случаях, — поскольку ребенок обижаемый исполняется страха и униженности, а ребенок чрезмерно хвалимый — гордыни; тогда как тот, кто поступает хорошо, полагая сие естественным, и естественно же стремится стать лучше, со спонтанной вольностью держится «aurea mediocritas» («золотой середины»), будучи исполнен подлинного достоинства.)

Бесспорно и то, что весьма благотворное воздействие на детскую душу способны оказывать игрушки, служащие действенными инструментами, с помощью которых маленький человек совершает дебютные исследования своего внутреннего мира… Когда я жил в отчем особняке, у меня, конечно, были игрушки, но я не понимал их смыла (так, например, я катал по полу лошадку на колесиках, потому что она каталась, а не потому что она лошадка или какое-либо одушевленное мною создание, — это занятие было некоей машинальной реакцией и в нем не было ничего от искусства); только Лаэсий проложил для меня радужный мост в удивительное, бескрайнее Царство Фантазии

и путем увлекательной игры иллюстрировал очень многое, чего я не сумел бы себе столь живо представить и непринужденно усвоить при отвлеченных разъяснениях; а разыгрывая со мною фигурками животных сценки из басен, наставник играючи влагал мне в душу, беззаветной серьезностью проникнутую, основоположения человеческой морали… Сии игрушки, изготовленные для меня Эвангелом, — жестом руки Себастиан указал на одну полку (которую я подмечал и раньше), вместо книг заставленную небольшими резными фигурками, ярко раскрашенными, — дороги мне, как встарь, и свято мною хранимы.

Я приподнялся с места и ступил к стеллажу, чтобы получше их разглядеть.