Огонь со мной

— ЧТО? — хотела прошептать я, но получился вскрик.

Во всем внешнем облике Кремера читалась обеспокоенность.

Кремер кинул стакан в стену, и тишина пещеры сменилась на громкий звук разбитого стекла. Мы оба замерли, прислушиваясь, но какое-то время все, что мы могли расслышать, — это звук падающих на каменный пол мелких осколков.

Наемник протянул мне руку, молча давая понять, чтобы я непременно оказалась возле него. Я не колебалась ни секунды, мгновенье, и я была за его надежной широкой спиной.

— Мы не одни.

Я и сама уже догадалась. Боги, пожалуйста, позвольте нам выжить! Мысленно я шептала молитву, но шансы быть услышанной практически были равны нулю. Я же прОклятый Источник, а теперь и Кремер подвергается опасности из-за меня! Если я и надеялась, что вторжение в пещеру было организовано Дуфф-Кайденом, то все рухнуло, когда напротив нас материализовались трое онгхусов.

Я буквально вжалась в спину Кремера. Это было машинальным действием, мне хотелось исчезнуть, чтобы минимизировать угрозу для Кремера. Но он оставался неподвижным, а когда я смогла притронуться к его спине, осознала, что все напряжение вдруг исчезло из его тела. Почему он стал спокойным? Или это такой тактический ход? В то время как я дрожала и сжалась до тени, спрятавшейся за спиной наемника, Кремер был неподвижен, хотя его тело вовсе не напоминало статую, которая изображает шок, ужас или неуверенность от встречи с опасностью.

Одной рукой я держалась за спину Кремера, а вторую освободила. Мне плевать, что он там говорил о битве с онгхусами, я не собираюсь сдаваться без боя. Не позволю нас убить!

— Нет, Алика. Не смей!

Я не сразу поняла, что эти слова произнесены Кремером и адресованы именно мне. Как, черт возьми, он догадался, что я уже начала формировать огонь в руке? Огонь еще даже не появился! Но в мои планы вовсе не входит быть схваченной шайкой слуг Хафисвальда, и уж тем более я не позволю украсть мою душу. Нет, провались все под землю, я не собираюсь стоять тут и изображать из себя слабую овечку.

— Кремер, как ты собираешься их прикончить, не поднимая глаз от пола?

— Мы не станем их убивать.

Что? Он серьезно? Я лишь немного выглянула из-за спины мужчины, чтобы осмотреть обстановку. Этого было достаточно для того, чтобы осознать две вещи: их уже не трое, а пятеро, а Кремер еще не достал свои склянки, значит, он и впрямь не собирается с ними драться.

— Предлагаешь сдаться? Я пас!

— Нельзя их убивать, у них белые глаза.

Это было неподходящее время восхищаться разнообразием цветовой гаммы глаз бессмертных. Эти же белоглазые, склонив голову набок, внимательно слушали наш диалог, что было до дрожи жутко. Меня смущало даже не то, что они спокойно слушают и слышат нас, а то, что они никак не комментировали наше с Кремером обсуждение их судьбы, словно им было любопытно, кто же из нас обладает бОльшим разумом. Они совершенно не заморачивались собственными судьбами или думали, что я не убью их?

— Плевать я хотела на их глаза. Ты сам сказал, что они не чемпионы смешанных единоборств. Парочка взрывов, может, и испортит интерьер этой пещеры, зато мы будем живы!

Последние слова я произносила сквозь стиснутые зубы. Я устала находиться на грани жизни и смерти и уже совершенно не беспокоилась, услышат ли меня белоглазики. С меня хватит!

— Когда у онгхусов белые глаза, это означает, что в них души, много душ, сотни тысяч! Убьешь онгхуса — убьешь души!

Да ты, блин, издеваешься!

— И?

Сотни тысяч не известных мне грешников, ибо, будь эти души не грешными, они были бы в той чаше, которую мы видели раньше. И что? Меня должны беспокоить грешники?

— Алика, я не позволю тебе уничтожить души!

— Это черные души, души грешников, которые заслужили мучения! Давай прекратим их мучения, грохнем онгхусов и сбежим!

Кремер резко повернул голову в мою сторону, ища зрительного контакта, не меняя при этом положения своего тела.

— А если в них души магов? Может быть, даже твоих родителей. Ты не хотела бы дать им шанс спастись?

Не знала до этого момента, что тошнота может так быстро подступить к горлу. Я закинула руку, которая уже готова была к нападению, себе за спину, словно стесняясь ее. Мне захотелось скрыть ее даже от своих собственных глаз. В горле комом застыло дыхание, слезы не полились по щекам только потому, что я была слишком шокирована самой мыслью, что души моих родителей могут быть так близко. Но еще более ужасающая мысль заключалась в том, что Кремер считает моих родителей грешниками.

— Прости, Алика, прости меня. Я не это хотел сказать…

Он попытался прижать меня к себе сильнее.

— Я хотел сказать, что мы не можем убить души, мы не станем этого делать.

Все мои возможные ответы испарились, когда в пещере эхом проскрипел голос одного из онгхусов. Их голоса еще более жуткие, чем их глаза.

— А где Каллан? Что вы сделали с Калланом?

Голос напоминал тысячи приглушенных криков, и, как в плохом радио, вместо четкого голоса слышны скрипучие помехи.