Огонь в его объятиях

Я приземляюсь, и когда самки все еще нет и в помине, я опускаю нос к траве и иду на запах. Я думаю, запах старый. Несколько дней назад. Значит, она будет поблизости. Я иду по земле, выслеживая ее запах, пока не нахожу… это.

Это… кожа? Нет, оно сделано из какого-то волокнистого материала. Какая-то ткань. Бинт? Я не знаю. Все, что я знаю, это то, что от него исходит запах ее влагалища, как будто он был зажат у нее между ног. И она… не дракони.

Это не имеет значения. Я глубоко вдыхаю ее запах и издаю низкое горловое рычание.

Она моя.

ЭПИЛОГ II

Месяцы спустя

ЗОР

Шуршание обертки пробуждает меня ото сна.

Рядом со мной, на кровати, моя пара замирает. Я переворачиваюсь на другой бок и прищуриваюсь на нее одним глазом. На прикроватном столике у нее горит свеча, а на ее округлившемся животе лежит упаковка печенья, которую я спрятал ранее.

— Я могу объяснить, — говорит мне Эмма с набитым крошками ртом.

«Объяснишь, что ты ешь свой подарок? Тот, который я спрятал для тебя, чтобы удивить?» — поддразниваю я, скользя рукой по ее бедрам и притягивая ее к себе. Она берет печенье и кладет его на тумбочку, а я прислоняю голову к выпуклости ее живота, слушая, как наш детеныш толкается и двигается внутри нее.

— Я была удивлена, — протестует она, но в ее голосе нет вины. — Ребенок был голоден.

Я фыркаю. «Ты говоришь это каждый раз, когда я застаю тебя за едой».

— Что ж, это правда. — Она облизывает пальцы и пожимает плечами. — Твой ребенок всегда голоден.

«Он похож на свою мать. — Я целую ее в живот. —

Ест, ест и ест».

— Ты просто завидуешь, потому что я не оставила для тебя печенья, — поддразнивает она, затем проводит рукой по моим волосам. Ее ласки нежны, и я чувствую, как ее смех разливается по всему телу, когда она посмеивается. — Что я могу сказать, малыш захотел чего-нибудь сладкого. — Она с легким вздохом разглядывает почти пустую упаковку. — Мне так жаль, что коробка была такая маленькая.

«Твоя потребность в сладостях растет вместе с твоим животом».

— Это правда, — говорит она со вздохом. — Я могла бы полностью умять еще одну коробку прямо сейчас.

«Тогда тебе и нашему малышу, — я делаю паузу, чтобы запечатлеть еще один поцелуй на ее выпирающем животе, — будет приятно узнать, что Кэйл и его пара держат для меня еще две коробки».

Эмма ахает.

— Ты что, шутишь? — Она извивается подо мной.

«Да. Мы заберем их завтра. Я сказал ей, что обменяю мыло на печенье».

Похоже, что чем дольше самка Кэйла вынашивает своих детенышей, тем больше сильные запахи беспокоят ее нос. В последнее время ей хочется мыла и шампуней с особым ароматом… а моя пара хочет сладостей. Это сделка, которая хорошо работает для нас, точно так же, как та, которую мы заключили для Саши и ее арахисового масла, хорошо работает. Однако пара Даха очень щедра. В последний раз, когда у нее была банка арахисового масла, она пригласила остальных перекусить.

Хорошо снова иметь клан, даже если он маленький. Сначала моя Эмма не была уверена, хочет ли она оставаться рядом с другими драконами и их самками. Одиночку в ней приучили к одиночеству, но она любит своих друзей и ей нравится безопасность, которую может предложить наша маленькая группа драконов и всадников. Иногда она говорит, что мы будем двигаться дальше… но этот день не наступал уже много месяцев. Я не думаю, что это произойдет в ближайшее время.

Мне все равно в любом случае. Все, о чем я забочусь, — это быть с моей Эммой. Она — это все, что имеет значение.

Это очень похоже на мои крылья. Мы растягиваем их каждую ночь, усердно работая над тем, чтобы они были настолько способными, насколько это возможно. Я снова могу летать в течение короткого промежутка времени, но они легко устают, и мне не хватает изящества, которым обладают другие драконы в воздухе. Рядом с ними мои более толстые крылья кажутся неуклюжими и неумелыми. Это не имеет значения. Я могу летать достаточно, чтобы защитить свою вторую половинку, и ее глаза ярко сияют от удовольствия даже при самых незначительных полетах в воздухе.

Возможно, когда-нибудь я снова смогу полноценно летать. Возможно, и нет. Я нахожу, что с каждым днем это имеет все меньшее значение.

Моя самка берет с тумбочки еще одно печенье и жует его, в то время как детеныш в ее животе ерзает и извивается.

— Малыш занят сегодня вечером, — говорит она мне между укусами. — Даже если бы я захотела заснуть, я бы не смогла. Он как будто танцует там.

Я прижимаюсь ухом к ее животу. «Возможно, он просто счастлив».

— Может быть. — Она проводит свободной рукой по моему лицу, ее мысли задумчивы. — А как насчет тебя? Ты счастлив?

«За гранью счастья».