Огонь ведут "Катюши"

Со своего наблюдательного пункта мы отчетливо видели, как в ближний хутор втягивалась пехота противника. Опытным глазом в садах можно было обнаружить замаскированные фашистские танки. По всем признакам враг изготавливался для наступления и подтягивал резервы. Наша авиация не действовала, артобстрелу противник не подвергался и поэтому открыто продолжал стягивать силы. К хутору издалека, не маскируясь, подтягивались машины и танки.

Конечно, самым правильным было бы немедленно ударить по гитлеровцам, но снарядов было мало и расходовать их на сей раз без разрешения мы не могли. По телефону я связался с командиром дивизии и попросил его добиться разрешения на залп. Однако ответа мы долго не получали, а тем временем гитлеровцы стали разворачиваться для атаки, и с минуты на минуту следовало ожидать начала артиллерийской подготовки. Можно было еще сорвать атаку врага, но на все наши запросы мы получали один ответ: «Ждите команды!»

Случилось так, как мы и предполагали. Противник открыл по нашим наблюдательным пунктам и траншеям пехоты сильный артиллерийский и минометный огонь. Находясь в узких, глубоких окопах, мы больших потерь не понесли. Однако у нас была разбита радиостанция и нарушена телефонная связь с огневыми позициями и штабом дивизии. Противник перенес огонь в глубину нашей обороны, и связисты бросились восстанавливать связь. Но сделать этого они не успели...

Прямо перед нами, на расстоянии двухсот метров, из-за высоких подсолнухов показались немецкие каски. Фашисты бросились в атаку, ведя огонь из автоматов и пулеметов. Редкие цепи нашей пехоты не выдержали натиска противника и начали отходить. Гитлеровцы почти вплотную подошли к нашим наблюдательным пунктам. Гранатами, огнем автоматов и двух ручных пулеметов нам удалось отбросить их на несколько сот метров. Особенно метко разил врага помощник командира взвода разведки Мигдат Хасанов. Другой пулемет бил с наблюдательного пункта второго дивизиона. Фашисты вынуждены были опять отойти к подсолнечному полю.

Однако буквально через несколько минут по нашим наблюдательным пунктам снова был открыт ураганный артиллерийский и минометный огонь. Немецкие автоматчикистали обходить нас справа и слева. И что самое неприятное — справа в обход пошли танки. Создавалась реальная угроза огневым позициям наших дивизионов. Требовалось срочно передать команду на открытие огня или отнести боевые машины.

Мучительная досада овладела мною! Иметь такое сильное оружие и не использовать его... Но как предупредить дивизионы?

— Иван Никифорович, — обращаюсь я к комиссару, — прошу вас...

Радченко понял меня с полуслова. И вот уже он вместе с Брызгаловым и Бодряшовым бежит к боевым машинам. Успеют ли?

Нам было видно, как группа комиссара пересекла лощину и стала подниматься на другой склон оврага. И тут фашистские автоматчики, что обошли нас справа, открыли по группе ураганный огонь. Упал Радченко. За ним Брызгалов и Бодряшов. Неужели убиты?! Отчетливо видно, как вокруг комиссара и его товарищей взлетают комья земли от автоматных очередей.

— Немедленно прикройте комиссара! — приказал я Хасанову.

Огонь наших пулеметов заставил гитлеровцев замолчать. То-то, гады. Ура! Радченко с ребятами вскочили на ноги и что есть сил помчались дальше! Вот они уже скрылись в кустах. Теперь успеют...

Оглянувшись назад, я увидел лейтенанта В. И. Федорова, командира взвода топографической разведки. Он лежал недвижимый при выходе из окопа. Я бросился к нему:

— Федоров! Дорогой, что с тобой?

Он молча смотрел на меня. У лейтенанта, видимо, было шоковое состояние. Я приказал разведчикам отнести его в укрытие, в лощину. Никто из нас, конечно, не мог и предполагать тогда, что Федоров станет талантливым архитектором, реставратором московских памятников старины и дворцов седого Кремля.

Вскоре мы вынуждены были оставить наблюдательные пункты и отходить в сторону железной дороги, за которой находились наши огневые позиции.

Там мы были почти одновременно с Радченко. Сказалась моя спортивная подготовка, полученная в Томскойартиллерийской школе. В Сибирском военном округе я несколько лет подряд занимал первые места по военно-спортивному многоборью, куда входил и бег на пять тысяч метров. А в 1935 году мною был установлен всеармейский рекорд на пятидесятикилометровой лыжной дистанции.

Итак, мы на огневой позиции. О залпе не могло быть и речи. Танки противника на правом фланге подошли к железной дороге. Они были уже в полутора километрах от боевых машин. А самое малое расстояние, на какое можно открыть огонь в этих условиях, — три километра. Опять нас подводило конструктивное несовершенство пусковых установок! Немецкая пехота уже вошла в зону, где наш огонь был бессилен.