Огонь войны и пламя любви (СИ)

Ранарт с бешенством посмотрел на неё, скрипнул зубами и поспешил прочь.

— Князь ранен? — испуганно пролепетала Милена.

— Ранен, ранен, — усмехнулась Рохана, — только сам об этом ещё не знает.

— А вы знаете? — осмелилась спросить девушка.

Старушка лукаво посмотрела на неё и ответила:

— Старость моя многое знает и многое может разглядеть.

— И что опасная рана у него? — непонимающе моргала глазами девушка.

— Как знать… — пожала плечами Рохана, — это как события дальше будут разворачиваться. Впрочем, хватит болтать. Нам необходимо подкрепиться. Шоколад, помнишь? Давай быстрее, пока не пришёл ещё кто-нибудь.

Ранарт, взволнованный и злой, прошёл в свой княжеский терем и поднялся в зал. Там он уселся на резной деревянный трон и задумчиво уставился в окно. В таком виде застал его Грахт. Рыжий обертлуг тихо подошёл к другу, чувствуя его беспокойство. Некоторое время они молчали. Потом Грахт спросил:

— Как мать? Много ли раненых?

— Откуда ты знаешь, что я был в Покоях? — нахмурился Ранарт.

— Я видел, ты бежал оттуда, как ошпаренный, — отозвался Грахт. — Моя старуха, должно быть, болтает лишнего.

— Да уж…

— А как пленница? — добродушно поинтересовался рыжий обертлуг.

— Что вы все только и твердите про неё! — вдруг закричал Ранарт.

— Да никто про неё не твердит! — возразил Грахт. — Я вообще первый раз про Милену спросил с тех пор, как посланцы Варкана пытались её убить…

— Как же! — хмыкнул Ранарт. — Вы все только и думаете о ней.

— Кто все-то? — удивился его друг. — Все думают о войне, а не о Милене. Разве ты сам о ней постоянно размышляешь, вот тебе и кажется, будто остальным тоже не о чем больше думать.

— Не говори чушь! — взревел князь. — С чего это мне о ней думать?

— Да что ты орёшь? — в свою очередь разозлился Грахт. — Иди отдохни. Только вернулись ведь. После боёв тебе расслабиться нужно.

— Я сам разберусь, что мне нужно! — огрызнулся Ранарт. — Учить меня вздумали! Оставьте меня в покое!

Грахт, чувствуя в душе прилив злости и не желая ссориться с другом, вышел из зала и поспешил в Покои для раненых.

— Пусть мать подберёт тебе настойку успокоительную, — проворчал он.

Ранарт заметался из угла в угол, снедаемый непонятными ему чувствами. Он то злобно раздувал ноздри, то нервно смеялся. Пытаясь унять волнение, бушевавшее в груди, князь принялся чистить оружие, но мысли его всё равно неизменно возвращались к пленнице.

Тем временем Грахт, раздосадованный ссорой, поспешил к матери. Милена и Рохана только попили чай и убрали шоколад в потайное место. Дверь распахнулась, и на пороге замер рыжий обертлуг. Он принюхался, и глаза его лихорадочно заблестели. Однако он и виду не подал, что что-то привлекло его внимание. Вместо этого Грахт подошёл к матери и возмущённо проворчал:

— Представляешь, Ранарт совсем вспыльчивый стал. И нервный какой-то. Я только заикнулся про Милену, а он… — тут обертлуг осёкся, заметив девушку, вышедшую из подсобного помещения.

Милена замерла в страхе от услышанных слов.

— Ну и что наш князь говорит про Милену? — воззрилась на сына старушка.

— Да ничего такого, — избегая взгляда пленницы ответил Грахт.

— Наверное решает, когда меня лучше казнить, — едва не плача пролепетала Милена.

— Не говори глупости! — прервала её Рохана. — Князь тебя не тронет, уж будь уверена.

Но Милена лишь сокрушённо покачала головой. Грахт пристально посмотрел сперва на мать, потом на девушку. Видно было, что мучает его какой-то вопрос, но он так и не решился его задать. Милена же, накинув полушубок из звериных шкур, вышла на улицу. Грахт последовал за ней, оставив мать в недоумении.

Девушка брела, загребая сапожками белые хлопья. Она с грустью гадала, сколько же ей дней отмерила судьба в плену? И насколько ужасна будет расправа над ней гордого вулквонского правителя. Внезапно Милена остановилась, заслышав торопливые шаги за спиной. Она обернулась и увидела Грахта. Он сразу остановился, не желая её пугать. Вид у него был какой-то взволнованный. Он облизнулся, чем немало напугал девушку. Заметив её реакцию, обертлуг поспешил её успокоить:

— Милена, не бойся меня, пожалуйста… лишь выслушай. У меня к тебе дело есть…понимаешь…я хотел только спросить…

— Что ты хотел спросить? — с замиранием сердца прошептала Милена.

— Хотел у тебя узнать…не скажешь ли ты… может быть…

— Да говори уже, — потеряла терпение пленница, которая уже не так боялась обертлуга, видя его смущение.

— Не могла бы ты ответить на очень важный вопрос… — Грахт продолжал мямлить, не решаясь спросить что-либо напрямую.

Милена скрестила руки на груди и взирала на него с нетерпением.

— Ладно, — решился наконец Грахт, — так и быть, спрошу прямо: есть ли в Палатах для раненых шоколад?

— Что? — удивлённо захлопала глазами Милена.

— Шо-ко-лад, — прошептал обертлуг, — бесполезно отрицать его существование в закромах у моей матери, я учуял его, когда вошёл.