Огонь желаний

— Вот тут ты не права, — ответила миссис Хольц. — Твой отец согласился, — а он всегда со мной соглашался, — что, когда ты станешь достаточно взрослой, мы вместе должны будем выбрать тебе мужа.

Вада сделала нетерпеливое движение, но прерывать не стала, и ее мать продолжила:

— Твой отец с самого начала знал, что его дочь не такая, как все дети. Вот почему ты воспитывалась в сельской тиши, вдали от газетных репортеров, вульгарности и крикливой рекламы, которые окружают детей других богатых родителей.

— Папа боялся, что меня могут похитить!

— Да, действительно, — согласилась миссис Хольц. — Могу сказать, что поэтому тебя никогда не фотографировали. И с тебя не писали портреты.

Миссис Хольц взглянула на дочь и чуть задумчиво добавила:

— Мне бы очень хотелось иметь твой большой портрет, который бы запечатлел тебя такой, какая ты сейчас. Пусть даже набросок, сделанный тем умным молодым человеком, чьи рисунки я обожаю. Как же его зовут?…

— Чарльз Дана Гибсон, — машинально ответила Вада.

— Да, да, Гибсон, — повторила миссис Хольц. — Я уверена, что тебя бы он удостоил такой чести. Ты как раз в духе его героинь — «Гибсонова девочка», как называют этот типаж.

Вздохнув, миссис Хольц продолжила:

— Твой отец никогда даже в мыслях не допускал, чтобы твои фото украшали популярные журналы или мерзкие дешевые газеты, которые продают на каждом углу.

— Думаю, он сам назначал редакторов многих газет, — сказала Вада.

— А почему бы и нет? Твой отец мог все; кроме того, он сам владел несколькими газетами. Во всяком случае, отсутствие шумной рекламы позволило тебе спокойно жить; я всеми силами ограждала тебя от пошлости, которая крутится рядом с американскими дебютантками.

— У меня нет никакого желания бывать на нью-йоркских балах или общаться с людьми, которые не хотят, чтобы я была среди них. — Вада произнесла это почти вызывающе.

— Ну что ты! Они хотят видеть тебя в своем ГФУГУ, — возразила миссис Хольц, — но в Нью-Йорке нет таких пышных и блистательных развлечений, какие будут у тебя в Англии.

— Когда я стану герцогиней?

— Да, герцогиней, — с гордостью ответила мать.

Помолчав, Вада сказала:

— Мама, я хочу кое-что тебе предложить. Позволь мне всего год пожить обычной светской жизнью, встречаться с молодыми людьми, которых ты сама мне выберешь, — в Нью-Йорке или любом другом месте Америки. Если за это время я не встречу того, кого полюблю, я поеду в Англию.

Миссис Хольц рассмеялась.

— Но право же, Вада, как можно быть такой наивной? Неужели ты такая глупенькая, что думаешь, будто английские герцоги станут ждать, пока американская наследница соблаговолит отыскать их, — словно это грибы в лесу.

И она снова разразилась смехом.

— Моя дорогая, встретить герцога совсем не просто. Их всего-то около тридцати, и они прекрасно понимают, сколь привлекательно их высокое положение!

Вада взглянула на мать, но та продолжала:

— Если бы я не училась вместе с матерью герцога в школе во Флоренции, тебе бы никогда не представилась такая возможность, но наша дружба продолжается все эти долгие годы.

Миссис Хольц выдержала паузу.

— Когда вдовствующая герцогиня приезжала шесть лет назад в Америку, она жила с нами на Лонг-Айленд. Тогда мы все и обсудили, правда, в общих чертах, тем не менее хорошо представляя, что может произойти, когда ты станешь взрослой.

— Я помню герцогиню, — сказала Вада, — она внушала мне страх.

— Герцогиня происходит из очень старинного английского рода, — объяснила миссис Хольц, — и поскольку земли ее отца-маркиза граничили с угодьями герцога Грэнтама, было благоразумно решено соединить в браке обе эти семьи.

— Она, должно быть, знала герцога с детства, — сказала Вада. — А ехать в Англию, чтобы выйти замуж за человека, которого раньше никогда не встречала, — совсем другое дело.

— Но вы встретитесь, и ты будешь помолвлена, — сказала миссис Хольц. — О скоропалительном замужестве или о чем-то подобном нет и речи.

Ход собственной мысли ее удовлетворил.

— Обещаю тебе, это будет самая блистательная свадьба, которую запомнит вся Америка.

— Ты действительно думаешь, что мне это может понравиться? — спросила Вада.

— Всем нормальным девушкам нравятся их свадьбы, — парировала миссис Хольц. — Такое событие будет впервые в твоей жизни, когда нет ни соперниц, ни равных тебе. Ты невеста, и к тебе приковано всеобщее внимание.

— Но потом, когда свадьба закончится, останешься наедине со своим женихом. — Голос Вады прозвучал не очень счастливо.

— В твоем случае — с женихом, достойным уважения. Ты с ним встречаешься на равных: ты ему — огромное состояние, он тебе — положение и титул, которому нет цены!

В комнате воцарилось молчание. Затем Вада встала и нервно направилась к фортепиано.

Она взяла ноту, присела и заиграла вступительные такты Свадебного марша Мендельсона. Затем закрыла крышку инструмента, поднялась с табурета и подошла к окну.

— Иного пути нет, — тихо объяснила миссис Хольц. — Обещаю тебе, если последуешь моему совету, ты будешь намного счастливее, чем отдав предпочтение любви — чувству обманчивому, вероломному и часто жестокому.