Огонь желаний

Но если ее шокировала Америка, что уж тогда говорить о Латинском квартале Парижа и о его богеме, которую Вада очень надеялась увидеть? Потрясение английской родни может оказаться намного сильнее.

Она все еще не выбрала платье.

Ей безумно хотелось выглядеть самым лучшим образом и в то же время не произвести впечатление богатой американки среди людей, испытывавших трудности, — у многих из них едва хватало денег на еду, зато в своем творчестве они были свободны и щедры, выражая свой духовный мир.

Наконец она остановилась на платье, которое обычно надевала к чаю.

Из розового шелка, с широкой юбкой, у шеи оно было отделано муслиновой косынкой. На груди его украшал маленький букетик из бутонов роз.

Платье было довольно простеньким, Вада его уже надевала в течение года и только сейчас, когда, по мнению ее матери, она стала взрослой, ей разрешили появляться в более изысканных и модных нарядах.

Плотно облегающий лиф подчеркивал изгибы ее слегка приподнятого бюста, а мягкий, почти невесомый муслин оттенял прекрасную нежную бело-розовую шейку.

Вада откинула волосы назад, открыв красивый овальный лоб, и низко, почти на шее, завязала их в большой пучок. С такой прической она еще больше походила на одну из прекрасных американок с портретов Гибсона.

— Зачем вы надеваете это старье, мисс Вада? — спросила Чэрити, когда девушка зашла к ней в комнату. — Я взяла его, полагая, что вы воспользуетесь им на пароходе.

— Я не хочу сегодня выглядеть подчеркнуто модно, — откровенно ответила Вада.

— Как бы то ни было, мисс Вада, мне бы не хотелось, чтобы французы смотрели на вас свысока. Они считают, что у нас, американцев, нет вкуса. Мне кажется, это платье слишком простенькое и будничное для ужина в Париже.

— Это как раз то, что мне сегодня нужно, — твердо ответила девушка.

— Оно вам очень к лицу, хотя и повседневное. Я не хочу сказать, что оно вам не идет, — продолжала Чэрити, — но ведь вам идут многие вещи, мисс Вада. Даже господин Уорт сказал сегодня утром, когда вы примеряли платья: «Она прелестна, она просто неотразима! Изумительна!»— И я не собиралась с ним спорить.

— Спасибо, Чэрити! — улыбнулась Вада. Она уже приготовилась, чтобы идти, и, взяв с собой только шифоновый шарф вместо накидки, поскольку было совсем тепло, с нетерпением и опаской поджидала мальчика-посыльного, который должен был сообщить, что Пьер Вальмон ждет ее внизу.

— Вы не должны подниматься ко мне в номер, — предупредила его девушка. — Моя служанка, точнее, служанка мисс Хольц остановилась со мной, и ей покажется странным, что с вами нет дамы.

— Вы тоже считаете, что это странно? — спросил он с изумлением.

— Нет, совсем нет, меня это не смущает, — ответила Вада. — Я так хочу увидеть ваших друзей-символистов!

«Он и понятия не имеет, — подумала Вада, — какой неслыханно независимый поступок она совершает, приняв его приглашение».

Она нигде и никогда в жизни еще не бывала без присмотра.

Насколько она помнила, ей ни разу не представилась возможность самой выбрать для себя развлечение — будь то театр, вечеринка или даже знакомство с городскими достопримечательностями.

Все всегда заранее планировалось и готовилось. Валу возили с места на место или вкладывали в нее знания, словно она была куклой, — по мнению всех, именно это ей и было нужно.

Более того, она считала, что ее жизнь с предполагаемым мужем ничем не будет отличаться от ее жизни дома.

Мать миссис Хольц была англичанкой и регулярно навещала своих близких в Англии. Поэтому многие обычаи в доме Хольцев были заведены на английский манер.

Вада часто вспоминала, что ее отец не всегда выдерживал эти правила. Однажды он заявил:

— Мне совсем не интересно знать, что делают англичане и что они не делают! Я, черт возьми, американец и желаю вести себя, как все нормальные американцы!

Сейчас Вада уже не могла бы сказать, что обычно вызывало подобные вспышки, но хорошо помнила, что ее мать потом ходила с надутыми губами, пока отец не просил прощения.

Извинения охотно принимались; как правило, за ними следовал бриллиантовый браслет в коробочке, обтянутой атласным шелком.

Так могла ли она в такой ситуации, спрашивала себя Вада, отказаться от Богом посланной возможности в лице Пьера Вальмона — увидеть и услышать то, что всегда считала для себя недоступным?

Наконец ей сообщили, что он внизу. В сопровождении мальчика-слуги, неотразимого в своей униформе с блестящими пуговицами, Вада спустилась вниз и обнаружила Пьера в одной из гостиных на первом этаже отеля.

Его зеленый бархатный сюртук и развевающийся черный шелковый галстук, казалось, неуместны среди растений в кадках, больших генуэзских плюшевых диванов и стен, обтянутых дамастом, между многочисленных вертикальных зеркал в позолоченных рамах.

Вада нерешительно приближалась к нему. Она чувствовала, что он смотрит на нее не отрываясь, возможно даже, в душе критикует ее внешний вид.

Он молчал, и Вада проговорила первое, что пришло в голову:

— Я так боялась, что вы забудете зайти за мной.

Пьер Вальмон улыбнулся: