Полковники допили водку, под настроение заполировали коньяком из фляжки. И отрубились на изумрудной траве. А когда проснулись – погода уже испортилась, тучи закрыли солнце, сильный порывистый ветер раскидал недоеденную закуску… И унёс неизвестно куда секретную карту.
Полковники погоревали и пошли сдаваться в контрразведку.
Учения приостановили. Всех отправили в поле, построили цепью и погнали по кустарникам и лесам, искать генштабовскую карту. Никому из высокого начальства не приходило в голову, что обозначенные на ней районы расположения советских войск хитрожопые американцы давно уже подглядели с космических спутников.
Когда вымотанные, промокшие, голодные бойцы вышли на берег какой-то речушки, Марату пришла в голову мудрая мысль. Он дал команду своим танкистам «перекурить, с места не сходить» и вызвал по рации контрразведчиков.
Начальник особого отдела дивизии прибыл вместе с начальником штаба полка. Сзади маячил со скучающим лицом незнакомый блондин в цивильном плаще.
Марат, активно жестикулируя, объяснил обстановку:
– Ветер донёс искомую карту до водной преграды. И вот тут она пошла на дно.
Особист открыл рот. Поморгал.
– Вы уверены, Тагиров?
– Ну, а куда она ещё могла деться? Намокла – и кирдык, рыбы её читают.
Начштаба довольно хихикнул и показал украдкой Марату большой палец.
Контрразведчик вопросительно оглянулся на блондина. Тот зевнул и сказал:
– Нашему управлению данное происшестве никоим образом не интересно, я говорил об этом с самого начала.
Пнул носком щегольского ботинка камешек. И резюмировал:
– Она утонула.
Все облегченно вздохнули и пошли грузиться в «уазик».
Властолюб Властолюбович протянул полную рюмку Марату
– Помню я тот случай. Давай, за твоих. И за наших.
Выпили, поморщились. Председатель посмотрел на часы.
– Ладно, получите вы свою квоту. У меня тоже просьба будет. Мы тут с друзьями дачный кооператив мутим, нам членов не хватает. Может, ты поучаствуешь? Или ваши кто, заводские?
– А где кооператив? Как называется?
– Да никак пока, не придумали название. Сто двадцать километров от Питера, Карельский перешеек. На озере Комсомольском.
– Да ну, далеко. У нас старое заводское садоводство на Средневыборжском шоссе, ближе в три раза. Вряд ли кто захочет.
Председатель вздохнул.
– Жаль. Ты всё-таки поспрашивай.
– Лады, попробую. А кооператив так и назовите – «Озеро».
– Хм. Хорошая мысль…
С утра пришлось метаться по заводу – сначала обсуждали с технологами новую экспортную упаковку для Прибалтики, потом разбирались в бухгалтерии с валютным счетом.
Наконец, Тагиров спустился в подвал, повозился с капризным замком. Открыл дверь. Подошел к своему рабочему месту и ахнул.
На столе, прямо на разложенных бумагах, лежала Зебра и вылизывала новорожденных котят.
– Ну, йопта, сюрприз. Ты чего же творишь? Куда нам их девать теперь?
Нашел картонную коробку, постелил на дно полотенце. Перенес туда всё семейство во главе с ворчащей недовольно мамашей.
– Ой, котята!
На пороге стояла счастливая Алиночка.
– Какие хорошенькие!
– Алина, ты же говорила, что она к мужчинам скептически относится? Может, ты тоже у нас того? Внезапно родишь в обеденный перерыв и свалишь в декрет?
Густо покрасневшая девушка засмущалась:
– Ну что вы, Марат Тимурович, как можно…
– Можно по-разному. Я тебе принесу «Камасутру» почитать – способов не счесть. Давай, помогай мне порядок тут навести, все бумаги засраны… Блядь! Вот это точно пиздец!
Разьяренный Тагиров держал пальцами за уголок смятый, перепачканный кровью листок голубой бумаги.
– Это же квота! Я её не успел даже откопировать! Ты хоть врубаешься, дура, что твоя кошка натворила?!
Алина ойкнула и испуганно прикрыла рот рукой.
Марат бушевал.
– Тысяча тонн! Как мне Никитичу… Завод, что, останавливать теперь до Нового года?! Так, забирай свою уродину и неси отсюда бегом, куда хочешь. А котят я сейчас в Пряжке… Утоплю нахер.
Рыдания Алины сопровождались истеричным мяуканьем Зебры. Марат выдрал из коробки теплые комочки, побросал в пластиковый пакет. Грохнул дверью, чуть не убив бежавшую за ним растерянную кошку…
От октябрьской Пряжки тянуло холодом. Марат вывалил котят из пакета в воду и сел на брошенный на берегу бетонный блок.
Маленькие слепые червячки извивались, пытаясь грести крохотными лапами. Мяукать они ещё не умели и издавали какой-то тонкий, безнадежный писк.
Тагиров, не в силах смотреть на казнь, встал и пошел по берегу.
Прошел несколько шагов. Остановился. И бросился назад, на бегу сдирая пиджак.
Алина сидела на затоптанном полу возле пустой картонной коробки, тихо скуля. Слёзы катились, не переставая. У закрытой двери жалобно мяукала Зебра, не отрывая взгляда от дверной ручки.
Алина всхлипнула и зарыдала в голос. Так она плакала только один раз: когда любимый заставил её сделать аборт и бросил через неделю…
Гулко загремели шаги в коридоре. Дверь распахнулась, кошка мявкнула и метнулась под стол. Тагиров вошел, оставляя мокрые следы и воняя тиной. К груди он прижимал сверток в темных сырых пятнах.
– Так, харе реветь. Помогай.